итоге я был доволен. А то, что столовский так задержался около полковника, то ведь повар, а не повариха, что я так ревновать вздумал? Лучше торопись за Назаровым, он и так всяко быстрее выпьет стакан чая, чем ты съешь тарелку каши.
Впрочем, несмотря на известную долю злости, он допивал стакан долго, явно давал мне позавтракать. Правильно, голодный батрак — плохой работник, это повсеместная истина и нечего тут чувствами играть!
Сноровисто поглощая кашу, между делом пытался понять, зачем он ко мне так — по личной причине, из-за Вероники, или по рабочей, из-за якобы вчерашней медленной работы? Да на фига козе баян, вкалываешь, как вол, из-за тебя командиры благодарности получают, почти высочайшие, или, во всяком случае, высокие. Они, между прочим, а не я благословенный.
Наконец-то доел кашу. Увидев это, Назаров залпом допил чай, помассировал виски. Сумрачно отметил:
— Вчера половину ночи дочь мне концерты устраивала из-за тебя. На нервах даже не играла, а плясала на них острыми шпильками.
— Я там не был, — категорически заявил я, — мне было совсем не до этого.
— Да, кстати, — «вспомнил» товарищ полковник, требовательно спросил: — как с ЭВМ, все так же тянем с ремонтом вычислительной техники?
Вот не фига се, какая предъява! Он думает, что я специально саботирую идущий ремонт или это сего лишь предлог для репрессий? Здорово же, и наград совершенно не надо и дочь прижать можно!
Однако, докладывать все равно придется, мало ли я могу придумывать ходы для Назарова, он полковник, я зеленый рядовой, только успевай подпрыгивать.
— Товарищ полковник! — как и положено, встал я по стойке смирно, — за предыдущую рабочую ночь осмотрены все сломанные машины. В большинстве они приведены в деятельное состояние, частично же нуждаются в запасных частях.
— Все? — не поверил мне Назаров. Что ему молокосос что ли, не верит? Агхм, действительно молокосос, мне ведь лишь 18 лет!
Поставил пока на свободный стол тарелку (не забыть помыть, а то опять напрусь на «благодарности»), повел Викентия Александровича к дальней от внешней двери стене. Столов-то оказывалось гораздо меньше, чем ЭВМ, поневоле приходится перекладывать со стола на деревянный пол после ремонта.
А розеток в подвал еще меньше, чем столов. Вот и пришлось поочереди подключать ЭВМ к одной ближайшей розетке и убеждать товарища офицера, что техника реально работает.
Потом подошли к другой технической кучке, там уже, не включая, стал докладывать о причинах поломки и необходимости конкретной детали. Я, кстати, его еще предведумил, что часть ЭВМ я отремонтировал по временной схеме, когда провода, разъемы, кулеры и прочие более простые детали временно поставили, но потом все равно они будут должны быть заменены.
Назаров в ответ восхищенно выматерился, объяснил, что плохой его настрой был не только по причине плохого напряженного разговора с Вероникой. Черт с ней с дочерью, не первое десятилетие женский пол ему нервы портит.
Я навострил уши. Правильно я подозревал, что причина плохого настроения не только в дочери. Оказывается, вчера уже довольно поздно вечером ему звонил ответственный сотрудник штаба ГСВГ и почти официально уведомил, что к вечеру все машины, сломанные Сыромятниковым, должны быть отремонтированы. Старший лейтенант уже отправлен на Крайний Север с понижением и на его карьере можно ставить большой крест.
Но теперь в Министерстве Обороны, обозленные невнятными действиями в ГСВГ, собираются проводить здесь, так сказать, «большой шмон». Может полететь столько товарищей с большими генеральскими звездами. Тут уже о полковнике и думать не будут. Вот и думал пессимистично начальник учебного центра, кем он будет дальше, в каком звании и где, ведь у него только один специалист данного профиля и тот не торопится.
Но теперь, раз он может отчитаться о проделанной работе в исключительно положительном аспекте, то это ведьсовсем другое дело!
И Викентий Александрович неожиданно дружелюбно на меня посмотрел, чем поставил меня в тупик. Что это с ним, право слово, как крайне эмоциональная девица. То плачет, то смеется, то спокоен, то в крик.
Посмотрел него искоса, подумал, что зря, наверное, я так о него наговариваю. Я то смотрю с точки зрения взбаламошенного будущего, моего когда за несколько лет, благодаря дурным политикам, развалилась огромный Советский Союз, рухнул прочный и стабильный социализм. И благодаря этому практически не стало прежней экономики, погибли тысячи людей. На фоне этого события в 1987 году кажутся спокойной трясиной.
А вот мой сегодняшний командир Викентий Александрович имел совсем другое прошлое. Конечно, я его жизнь не знал, но, с учетом возраста, предполагал — послевоенное трудное детство, потом бурная хрущевская молодость. И уж потом, после военного училища армейская жизнь, когда, пусть и мелкие трудности и недомолвки, армия и страна были могучей, а будущее у советского полковника и на пенсии — светлое и оптимальное.
Вот и что тебе пожелать — умереть скорее, чтобы не видеть «черного десятилетия» или прожить в более — менее благополучной нищеты на военной пенсии. И чтобы не Молдавия, ни Хохляндия, ни Чечня и Средняя Азия тебе не попали?
Назаров что-то негромко спросил. Я, будучи погружен в тяжелые думы, с легкостью прошлепал вопрос. тот с легким недовольством заметил, что надо уже подтягивать до уровня закаленного солдата. И одна бессонная ночь — это ерунда. Потом все же повторил вопрос и опять же тихо. Услышал его я понял, почему он не хочет, чтобы его не слышали другие. Полковник спросил:
— Ты можешь говорить со старшими офицерами, в том числе на нехорошие темы.
Как я понял, уже в этом году а армии появилась, нет, не оппозиция против Горбачева, это будет сильно сказано.Просто недовольство политикой генерального секретаря. Ну, тут и я сказано свое «Пхе». Вообще, мое мнение, как профессионального историка, где-то на рубеже 1987/1988 у Горбачева не стало продуманной политики, если можно говорить о вообще политики. Ведь бульканье говна в проруби тоже называется движением, но и только.
Кабинет, кстати состоял из двух комнат, причем в первой находился адъютант в звании лейтенанта. Как и я молодой, хотя постарше этого тела и по годам, и по жизненному опыту. Полковник Назаров его тоже учил, чтобы через год — два переместить в командиры взвода в обычную мотострелковую дивизию.
Но на этот раз он немедленно его убрал с каким-то поручением, на мой взгляд, совершенно второстепенным. «Не доверяет, — показалось как-то мне, — о чем же он хочет говорить, и почему я тогда остаюсь»?
И опять я думал менталитетом человека XXI
