Подбородок у Меган задрожал, но она с вызовом выставила его вперед, приказав себе не плакать.
— Я этого совершенно не понимаю.
Губы Блейка раздраженно сжались, он злился на себя, на нее и на всю ситуацию, в которой оба оказались.
— Бесполезно даже говорить на эту тему. Если я не добьюсь возврата своего наследства, у меня не будет ничего, что я мог бы предложить тебе либо какой другой женщине. У меня ни земли, ни дома, ни средств на то, чтобы содержать семью. Даже нет права на собственное имя. Так как же я могу дать его жене или ребенку?
— Но если ты получишь назад свое ранчо… — с надеждой предположила она.
— Если я получу назад ранчо, ты будешь отдана взамен, — напомнил он. — Когда я даю слово, я держу его. И не могу иначе. И это не ради Кирка, — поспешил добавить он. — Меня вовсе не волнует мой вор-кузен и его мамаша, однако ради собственной чести, если он согласится на мои условия, я должен буду вернуть тебя, Меган.
— А что, если он не захочет жениться на мне, раз я теперь опорочена тобой? Если я больше не хочу выходить за него замуж? Если я понесла твоего ребенка?
Блейк застонал. В своей дискуссии они совершили полный круг.
— Мы уже переходим через мосты, еще не подступив к ним. Со всем этим мы справимся тогда, когда понадобится. Впрочем, я могу точно сказать, что, как только Кирк обнаружит, что это я держу тебя заложницей, он пойдет на что угодно, чтобы тебя вернуть. Он всегда завидовал всему, что я имел. Это у него в натуре, он ничего не может с собой поделать. Именно на это я и рассчитывал, продумывая план. Да и вообще, он будет просто ненормальный, если не захочет твоего возвращения. — «А я ненормальный, потому что собираюсь отпустить тебя», — мысленно добавил он.
— А я буду ненормальной, если задержусь с тобой хоть на минуту добровольно, — мстительно заявила она ему, а сердце ее разрывалось от тоски. — Мне жаль любую женщину, на которой ты женишься, Блейк Монтгомери. Она получит бессердечного парня, которого интересует лишь его драгоценная ферма. — Меган скорее умерла бы, но никогда не призналась бы Блейку, как сильно он обидел ее.
Вина захлестнула его, — вина, которую он пытался гнать от себя с самого пробуждения. Блейк сидел в одиночестве на берегу реки и молча корил себя. Ему не следовало прикасаться к ней прошлой ночью, не следовало заходить так далеко и заниматься с ней любовью. Но она так зажгла его кровь, что он забылся. Воплощенная невинность, она оказалась такой сладкой и чувственной, что превзошла все, что ему прежде доводилось испытать.
И теперь слова Меган вновь и вновь звучали в его ушах. Некуда было деться от ее спокойного обвинения. Что, если она понесла от него ребенка? Предположение потрясло его до мозга костей. Когда он стряпал этот безумный план, мысль о том, что ему понравится невеста Кирка, совершенно не приходила в голову, не говоря о том, чтобы сделать ей ребенка. Боже! Где был его разум! Конечно, когда он продумывал свой замысел, то не мог и предположить, что Меган окажется девственницей. Это совершенно не вязалось с привычками Кирка.
Правда, в привычках Блейка такого тоже не было. Когда он хотел женщину, то отправлялся в город и навещал одну из «девочек», которые обитали в комнатах над салуном, либо одну из тех, кого нанимали местные мадам в тайных, но известных всему городу домах. Да, Блейк ухаживал за дочками местных фермеров и горожан, целовался с ними, но всегда в рамках дозволенного. Когда же ему требовалось встряхнуться и устроить жаркий поединок на простыне, он никогда не использовал для этого ни одну из этих милых и невинных девиц. Нет! Его всегда развлекала либо Келли, что над салуном «Ирис», либо Сол, у которой комната над «Серебряным следом», либо одна из размалеванных девиц в веселой конюшне у Бланш. Они знали свое дело и риск, с ним связанный, а также как предотвратить нежелательные осложнения. Никогда не требовали от парня большего, чем то, за что он готов был заплатить, знали, когда надо помолчать. А если поискать получше, то можно было найти чистую, милую, маленькую напарницу для ночи полной жарких, сладких удовольствий, которая не выставит утром никаких досадных требований.
Ситуация с Меган была совершенно иной. Блейку следовало бы поостеречься с самого начала. Ему двадцать шесть лет, не какой-нибудь там зеленый — цыпленок, первый раз имеющий дело с женщиной. Мог бы удержать себя в узде. Спору нет, она красива, — нет, более чем красива, она прекрасна. Своими рыжими волосами и большими серыми глазами она околдовала его. Очаровательная фея, резвая озорница с прелестью лесной нимфы. К тому же обладает острым умом, душевной тонкостью, которая притягивает его, и улыбкой, которая сводит с ума.
За норовистостью и упрямой бравадой ему открылась прелестная юная непосредственность. Она храбрая, милая и сладкая, и Блейк с каждым часом все больше подпадает под ее чары. Правда, временами ему хочется взять кусок мыла и намазать ей дерзкий язык, чтобы он не произносил таких ужасных слов. Интересно, где она могла их нахвататься, ведь наверняка родители воспитывали ее иначе. То, как она ходит, сидит, ест, все свидетельствует о том, что из нее растили благопристойную девушку. К тому же она была невинна до тех пор, пока он ее не коснулся.
— Проклятый идиот! — ругал себя Блейк за глупость.
Сидя на берегу реки, он на миг задумался, не привязать ли ему к шее камень и утопиться. Господь свидетель, он это заслужил. Задумчиво бросал он один камешек за другим в рябь течения, а мысли его так же разбегались, как круги по воде. С первого взгляда на Меган он понял, что она не какая-то потаскушка, с которой можно не считаться. И еще тогда заподозрил, что она невинна. Чего он не ожидал, так это ее острого языка, миллиона способов, которые эта маленькая ведьма находит, чтобы дразнить его, пламени чувственности, который таится под покровом невинности.
Теперь он это узнал, но слишком поздно. Застонав, он закрыл глаза, словно желая отгородиться от всяких мыслей о ней, но ее образ резко и отчетливо снова всплыл перед ним. Он увидел губки, которые способны извергать ругательства почище, чем какой-нибудь моряк, но которые соблазняют мужчину отведать их меда и раствориться в их атласной нежности. А эти чудесные серые глаза, такие круглые, и ласковые, и туманные в минуты любви, и такие яростные, когда она сердита. Перед ним встало ее тонкое лицо, нежное и своенравное, с упрямо вздернутым подбородком. Он увидел ее маленькие руки, которые могли кидать тарелки ему в голову, а в следующую минуту гладить его в восхитительном экстазе. А кожа такая шелковистая, что ему нестерпимо захотелось снова погрузиться в ее атласные складки. Она не похожа ни на одну особу женского пола, каких он знал прежде: сорванец и леди, ребенок и зрелая женщина.
