Он ошибся.
И вновь наполнил ладони ее грудями, а потом, нагнув голову, наполнил рот мягкой плотью. Он пытался не оставить следов своих ласк, но Господу одному известно, удалось ли это. Она вспомнила о необходимости молчать и прижала к губам костяшки пальцев, чтобы погасить крики. Она также делала все возможное, чтобы заглушить наиболее интимные звуки, но ей это плохо удавалось.
Он рывком поднял амазонку до самой ее талии, обнажив ноги. Ее бедра, упругие, закаленные годами верховой езды, стали источником непередаваемого наслаждения, как гладкие полушария ее попки, которые он властно сжимал в руках. Его трясло от возбуждения и желания взять ее, завладеть так же полно, как она сейчас владела им, со всей страстью, накопившейся в его душе… Пусть за порогом этой страсти лежало сумасшествие, но он должен был дать ей удовлетворение.
Соскользнув ниже, избегая ее рук, настойчиво пытавшихся притянуть его ближе, он стиснул ее бедра и вжался губами в душистую мягкость.
Она захлебнулась пронзительным воплем. Но после этого оказалась в силах только ловить губами воздух, подавить стоны. Только распускаться и цвести для него.
Когда он наконец отпустил ее, подбросив к самым звездам, позволив взлететь и разбиться на миллиарды осколков, она была слишком измучена, чтобы ухватиться за его рукав, когда он отстранился, встал на колени и ощупью поправил ее одежду, настолько, чтобы обмануть посторонний глаз. Потом встал, подхватил ее на руки и вышел из конюшни. Пересекая газоны, он изо всех сил старался не думать ни о ней, ни обо всем, что произошло, ни о том, что чувствовал.
Завтра утром он женится на ее подруге, и на этом всему конец.
Его тело представляло собой сгусток пульсирующей боли. Он сомневался, что сможет сегодня уснуть.
Правда, можно себя поздравить с тем, что он избежал пропасти, в которую до него многие валились очертя голову. Можно гордиться тем, что он не поддался низшим плотским инстинктам, повел себя благородно. В противном случае совесть не давала бы ему покоя. И все же в глубине души он понимал, что вовсе не сознание собственной вины удержало его от последнего шага. Только одной силы оказалось достаточно, чтобы спасти его… и ее.
И этой силой был страх. Обыкновенный страх.
Он знал, в каком крыле поместили его невесту. Хенни сама сказала, на случай если он захочет знать. И слава Богу, что сказала. Оставалось надеяться, что подругу невесты поселили рядом.
Добравшись до нужного коридора, он устремился было вперед, приблизил губы к ее уху и прошипел:
— Какая спальня ваша?
Она безмолвно показала на комнату в самом конце. Он поспешно распахнул дверь. Шторы оказались раздвинутыми. Лунный свет струился в окна, освещая разостланную пустую кровать.
Ом осторожно положил девушку на перину.
Ее пальцы беспомощно скользнули по его рукаву. Джайлз наклонился над ней, откинул ее волосы со лба и поцеловал. В последний раз.
Но тут же отстранился.
Он знал, что она наблюдает за ним.
— После свадьбы ты вернешься в Роулингс-Холл.
С этими словами он повернулся и вышел. Франческа увидела, как он пересекает комнату. Она позволила принести себя в постель, предполагая, что он ляжет рядом. Но когда дверь закрылась, она откинулась на подушки, прикрыла глаза и ощутила горечь, жгущую сердце.
— Сомневаюсь, милорд. Очень сомневаюсь.
— Готов сделать последний решающий шаг?
Джайлз бросил досадливый взгляд на Девила, как ни в чем не бывало ворвавшегося в его личную гостиную. Перед ним громоздились блюда с завтраком, но он почти ничего не ел. Сегодня ему не до еды.
Уоллес пришел на рассвете. Джайлз не спал, но был благодарен дворецкому за приход. Он и без того провел достаточно времени наедине со своими мыслями. Ванна, одевание, необходимость решать последние сиюминутные детали занимали его до тех пор, пока Уоллес не подал завтрак, а сам ушел прибирать спальню.
И тут заявился Девил.
— Пришел стать свидетелем последнего завтрака обреченного человека?
— Да, нечто подобное приходило мне в голову.
Выдвинув стул, Девил сел напротив и оглядел нетронутую еду.
— Бережешь аппетит на потом?
— Совершенно верно.
Он почувствовал, как дернулись губы.
— Не могу сказать, что осуждаю тебя, особенно если все, что говорят о будущей графине, — правда.
Джайлз слегка нахмурился:
— А что о ней говорят?
— Да то, что твой выбор именно таков, какого следовало ожидать. Твой дядя был просто потрясен. Правда, никто из нас ее не видел: они прибыли поздно вечером.
Джайлз всегда считал, что стандарты Хорэса мало чем отличаются от его собственных. Правда, дяде уже за шестьдесят, и возможно, вкусы его изменились и теперь ему нравятся покорные и воспитанные.
— Ты познакомишься с ней довольно скоро, тогда и сможешь составить свое мнение.
Девил потянулся к булочке.
— Не собираешься снова твердить, что женишься не по любви, а по обязанности?
— Чтобы навеки разрушить твои заветные мечты? Для этого я слишком учтивый хозяин.
Девил пренебрежительно фыркнул.
Джайлз глотнул кофе. Он вовсе не собирался вводить Девила в заблуждение, но и объяснять ничего не желал. Отказ от цыганки и от своих мучительных желаний истощил его энергию. Ему следовало бы самодовольно потирать руки, лучиться триумфом, предвкушая успешное завершение тщательно продуманных планов. Но вместо этого он ощущал, как внутри что-то умерло, оставив лишь равнодушие и глухую тоску.
Он сделал верный шаг. Единственное, что смог предпринять, и все же… и все же чувствовал, что ошибся, жестоко ошибся. Совершил некий грех, куда худший, чем тот, в который она пыталась его втянуть. И не мог отделаться от этого чувства, хотя и пытался. Почти всю ночь. И вот теперь собирался идти под венец с одной женщиной, хотя его мысли занимала другая. Сочетание сумасбродства и невинности, красоты и необузданности, вместе с обещанием безумной страсти, раскованных ласк… Этого было достаточно, чтобы свести с ума любого мужчину.
Цыганка потрясла его, зачаровала так, как ни одна женщина до нее.
Но сегодня он от нее избавится. Как бы ни была привязана к ней Франческа, он запретит жене видеться г подругой. Цыганка уберется отсюда самое позднее к завтрашнему дню.
— Не хотелось бы напоминать, но для сомнений, пожалуй, немного поздно.
Джайлз вздрогнул.
Девил кивнул на каминные часы.
— Нам пора.
Джайлз обернулся. Кажется, Девил прав. Стараясь скрыть свои идиотские колебания, он одернул рукава и поправил фрак.
— Кольцо?
Джайлз сунул руку в карман, вынул кольцо и протянул Девилу. Тот оценивающе оглядел затейливую золотую лету.
