– Восхитительно, – сумел выговорить он и лег рядом.
В отличие от прошлой ночи она без всяких колебаний ответила на страстный поцелуй. Его рот скользнул по ее подбородку вниз, по изгибу шеи к ключице, она издала судорожный вздох. Усмехнувшись, он ласкал чувствительные места губами, зубами, дыханием, пока она извивалась под ним.
– Это лишь начало, – сказал он, и Сара то ли всхлипнула, то ли засмеялась.
Ее грудь он дразнил до тех пор, пока она вдруг не приподнялась, крепко прижав соски к его рту. Но он только медленно скользил по ним языком, легонько сжимал зубами, прежде чем дать ей то, что она хотела.
Потом двинулся вниз по ее животу. Дыхание у нее стало быстрым, неровным от желания и смеха, ибо его прикосновения одновременно возбуждали и щекотали ее, но когда он достиг укромного холмика между ногами, она задохнулась.
– Если бы вы только знали, как мне хотелось это сделать, – пробормотал он.
В безмолвном ответе Сара высвободила одну ногу и закинула ему на спину. Он решил не двигаться, и сразу вторая нога последовала за первой, когда она подняла бедра, полностью открывшись ему.
Он принял ее приглашение. Язык немедленно скользнул между складками, и быстрое движение в жаркой мускусной глубине опять исторгло у нее судорожный вздох. Его собственное тело напряглось, когда она выгнула спину, нашла его запястья и крепко сжала их. Он вел ее к экстазу, а она старалась подавить свои ответы, чтобы их заглушала музыка, доносившаяся снизу. Он чувствовал с мрачным удовлетворением, что конец уже близок, ее ноги сжали его голову, по ее телу прошла дрожь. Пока она еще чувствовала первые судороги наслаждения, он освободил свою жаждущую плоть и вошел в нее, забыв обо всех планах и расчетах времени. Сара уже изнемогала, когда пение внизу кончилось. Она попыталась оттолкнуть его, но Мавр снова ее поцеловал.
– Еще нет, маленькая голубка, – шепнул он ей на ухо, голос у него прерывался от страсти и напряжения. Он снова начал медленно двигаться в ней, и она издала приглушенный стон. Тело казалось ей опустевшим и в то же время удивительно наполненным, однако Мавр не позволил ей насладиться усталостью. Он продолжал возбуждать ее губами и руками, пока она снова не почувствовала лихорадочный жар, пока не исчезли все звуки, кроме их смешанного дыхания. Но было и нечто другое – щелчок замка, поворот дверной ручки. Сара этого не видела, не могла услышать, первое, что воспринял ее разум, была распахнувшаяся дверь.
Поток света залил все углы комнаты, ослепив ее. Когда же глаза медленно привыкли к свету, за первым ощущением пронзившей ее тревоги последовал ужас. Она вдруг осознала, какое должна представлять зрелище, голая, слившаяся в объятии с соблазнителем, с открытым его взгляду обезображенным лицом.
– Нет, – прошептала она, вложив в одно слово всю свою боль.
Затем пришло безразличие. Сара едва заметила, как Мавр вскочил, натянул белую маску и прыгнул из окна в ночь. Она лишь смутно понимала, что нужно прикрыть наготу. Она больше не могла ни думать, ни чувствовать, только щурилась на свет, который потускнел, став обыкновенным желтым светом лампы.
Наконец она увидела леди Меррил, стоявшую позади венецианской служанки, а рядом с ней мистера де Лента. И все же не сурово-неодобрительное выражение хозяйки, а улыбка ее сына заставила Сару похолодеть.
«Только не это, – подумала она. – Пожалуйста, только не это».
– Сара, оденься, – приказала леди Меррил. – Я буду ждать тебя в моих комнатах.
Она вышла, служанка немедленно последовала за хозяйкой, но мистер де Лент задержался. Оглядев полуприкрытое тело Сары, он послал ей воздушный поцелуй, который выглядел эксцентрично-поздравительным, и закрыл за собой дверь.
Пока Себастьян висел на конце веревки в нескольких футах от воды, из окна до него донесся строгий голос матери де Лента. Он так быстро соскользнул вниз, что обжег ладони, и затем бежал со скоростью, рожденной внезапным открытием, что какая-то часть его вообще не хочет уходить. Но это было сделано, и он должен радоваться. Теперь леди Меррил знает, кого сын привел в ее дом, работа проститутки в качестве любовницы де Лента закончена, если даже он захотел бы ее простить.
Себастьян говорил себе, что выполнил свой долг и ему следует торжествовать, не чувствуя никаких угрызений совести, чего подобная женщина не заслуживала. Его желание вернуться и сыграть роль галантного защитника просто смехотворно, тем более сейчас, когда он сам оказался в затруднительном положении.
Лодка дрейфовала на фалине, и поскольку ее отнесло в сторону, он уже не мог прыгнуть в нее. Его попытка раскачаться вызвала протестующий скрежет металлического кронштейна, вбитого в камень. Себастьян посмотрел на окно: пока никаких признаков погони, хотя это еще не значило, что ее не будет. Причем скоро.
Выпустив конец веревки, он с громким плеском упал в воду, которая доходила ему до колен, и едва удержался на ногах. Он совсем забыл, сколько мелей было по сторонам многих каналов. Себастьян начал тонуть в слое густой тины. Он быстро сделал шаг, вытащив одну ногу, пока другая погрузилась еще глубже. Так, попеременно вытаскивая ноги, то одну, то другую, он с большим напряжением двигался к гондоле. Когда Себастьян ухватился за борт и подтянулся, грязь с недовольным чмоканьем наконец освободила его. Отвязав носовой фалинь, он с излишней силой оттолкнулся веслом от палаццо, и легкое проворная гондола заскользило по опаловой воде.
Себастьян бездумно двигался по лабиринту каналов, сам не зная, куда плывет. Он должен был чувствовать себя победителем. Он достиг своей цели, навсегда освободился от этой беспокоящей женщины, подстроив ее бесчестье, которого она, несомненно, заслуживала. Но перед ним снова и снова вставало ее лицо за секунду до того, как он прыгнул в окно, ее открытость, незащищенная бледность под светом ламп, потрясение неожиданным предательством.
Она знала, за что. Должна была знать. За то, что она сделала. Но его разум придумывал для нее извинения: ее заставили, она не подозревала, с какой целью ее используют, это вообще была не она, а какая-то другая рябая проститутка.
Что с ним происходит? Что не так?
Наконец, повернув за очередной угол, Себастьян неожиданно выплыл на Большой канал. Плечи у него болели, руки жгло от недавних физических упражнений, поэтому он позволил себе просто медленно скользить вдоль канала. Даже в этот поздний час, вдали от Пьяццетты, здесь царило оживление, горели фонари. Без всякого определенного решения Себастьян причалил возле ближайшей из гондол, выстроившихся здесь. Сразу же к нему присоединилась еще одна переполненная лодка.
