Наконец она была уже в карете, та отъехала, Ангус на крыльце махал ей рукой… Пресловутая «находка» была по-прежнему в кармане на бедре, но Энни казалось, что она жжет ей руки.
Очевидно, тот, кто видел ее в библиотеке, решил поиграть с ней в кошки-мышки.
— И ты рискнула взять эти бумаги? — Леди Драммур была потрясена до глубины души. — Не верю!
Они уже выехали за ворота. Энни ощущала такую острую потребность поделиться со свекровью всем, что она видела, слышала и делала в библиотеке, начиная с разговора с Макгиливреем, что выложила все начистоту, до малейшей детали.
— Ты открыла ящик булавкой?
Энни кивнула.
— Ты знаешь, это оказалось очень просто!
— Не думала я, — усмехнулась старуха, — что у жены почтенного вождя воровской талант!
— Во мне все-таки течет кровь конокрадов! — ответила Энни с улыбкой, вспомнив разговор в библиотеке.
— Впрочем, — продолжала леди Драммур, — меня куда больше удивляет, что тебя до сих пор никто не заподозрил.
— Ты уверена? Я так не удивлюсь, если сейчас за нами по пятам уже скачет целый взвод красных мундиров!
Энни снова вспомнила, как дрогнуло ее сердце в тот момент, когда ее муж вошел в комнату вместе с Форбсом.
— У тебя есть какие-нибудь догадки, — спросила леди Драммур, — кто мог прятаться вместе с тобой в библиотеке?
— Ни малейших. Мне показалось, я слышала чьи-то шаги, но даже в этом я не уверена — в тот момент меня напугала мышь.
— Ты вскрикнула, и этот человек спрятался в другом алькове.
— Скорее всего, — нахмурилась Энни, — но если это был Форбс или кто-то из его приспешников, почему он не вышел и не схватил меня, когда я рылась в бумагах? Поймал бы, как говорится, с поличным…
Старуха задумалась, озадаченная не меньше своей невестки.
— Что ж, — произнесла она наконец, — это оставляет нам надежду на то, что это был не Форбс и не кто-то из его людей. Впрочем, может быть, они решили, что, если арестовать тебя публично, многие возмутятся, начнутся беспорядки. Решили, должно быть, подождать и арестовать тебя потом, по-тихому…
С минуту свекровь и невестка молча смотрели друг на друга, затем как по команде дружно задернули шторы на окнах кареты и погасили огни. В карете воцарилась темнота, если не считать проникавших сквозь шторы огоньков окрестных домов. Дорога была ровной, словно начерченной по линейке, и, если за ними была погоня, для преследователей не было бы ничего проще, чем взять их прямо сейчас. Рискуя привлечь к себе внимание, Энни осторожно высунулась в окно, но погони не было.
— Есть еще один вариант, — поделилась леди Драммур с невесткой новым, только что пришедшим ей в голову предположением. — Ты была не единственной, кого заинтересовало, что именно запер Форбс в секретере.
— Ты хочешь сказать, — нахмурилась Энни, — что кто-то из присутствовавших на совещании вернулся, чтобы ограбить Форбса?
— Нет, я имею в виду не это. Ты, я и Джон были не единственными врагами Форбса, вынужденными присутствовать на этом сборище. Как ты, может быть, успела заметить, там были и Макферсон, и Стратбоги, и Макфейл, и Маккилликен… Возможно, кто-нибудь из них решил, воспользовавшись случаем, порыться в бумагах этого индюка — авось да найдется что-нибудь стоящее…
На минуту снова воцарилась тишина, сопровождавшаяся стуком копыт и скрипом колес.
— Ты уверена, крошка, — произнесла наконец леди Драммур, — что расслышала все как следует?
Энни понимала, какая внутренняя борьба стоит за этим вопросом. Любовь к сыну боролась в душе леди Драммур с любовью к родине, уверенность в том, что во всех своих действиях он руководствуется лишь интересами клана, — с зарождавшимися сомнениями в этом…
— Я слышала, как Форбс велел ему ласками выманить у меня признание обо всем, что мне известно о планах принца. А Ангус сказал, что устал от моих фокусов и моей вовлеченности в сомнительные политические аферы…
Леди Драммур тяжело вздохнула.
— И каково же теперь твое заключение, крошка? — спросила она.
Энни долго молчала.
— Дедушка был прав, — произнесла наконец она, — ни один мужчина не сможет стать таким лидером, как надо. Нужна женщина.
— Не могу сказать, что так уж категорически против твоего решения, девочка, — леди Драммур прищелкнула языком, — но подумай о риске! Представь, как ты с пистолетами выезжаешь на поле битвы… Сможешь ли ты? Нет, я не сомневаюсь, что сердце у тебя достаточно храброе. Но мужчинам может не понравиться, что ими командует женщина…
— Дедушка сказал, что самой мне ходить в бой не придется. Я должна выбрать мужчину, который будет действовать от моего имени.
— И ты уже выбрала?
— Да, — проговорила Энни.
— Кого же, если не секрет? — прищурилась старуха.
— Макгиливрея, — твердо заявила Энни, хотя решение пришло к ней только сейчас.
— Макгиливрея? — удивилась та.
— Разве он не горит желанием помахать мечом во славу отечества? Да и его людям храбрости не занимать…
— Ты уверена, что он тот человек? Да, в храбрости ему не откажешь, но бывает, иной раз попадает ему какая-нибудь шлея под хвост, и переубедить его очень сложно…
— Может быть, но все равно лучшей кандидатуры я не вижу.
— Ох, чувствую, — проворчала леди Драммур, — заваривается большая каша!
— Ты боишься?
— А ты?
— Кто же хочет войны? Но без нее не обойтись, без нее Шотландия погибнет.
— Шотландия никогда не погибнет, Энни Моу! Для этого нам не нужно заливать поля кровью.
— Нужно. И готова пожертвовать своей кровью!
— Эх, девочка, — вздохнула пожилая дама, — какая же ты все-таки еще идеалистка!
— Это плохо? — насторожилась Энни.
— Кто сказал, что плохо? Это во мне говорит зависть, Энни. Зависть старой женщины к молодой…
Вдова замолчала, глядя в окно. Карета проехала собор Святого Иоанна и въезжала в широкие ворота Драммур-Хау-са. Большое, солидное, бесхитростное здание из красного кирпича стояло на берегу реки и в летнее время почти всегда было скрыто густой пеленой тумана. Сейчас же его силуэт четко вырисовывался на фоне ночного неба.
Когда Ангус появился утром в доме матери, он был не один. Новый, с иголочки, красный мундир Уоршема сиял медными пуговицами. Выражение лица майора было таким казенным, что оно казалось высеченным из камня.
Оба были препровождены в гостиную — комнату со стенами, обитыми желтым шелком и украшенными пейзажами знаменитых мастеров, и мебелью с такой же обивкой. Убранство этой комнаты, предназначенной специально для официальных приемов, довершал огромный камин, мрамор которого каз&пся таким же холодным, как лицо хозяйки, когда она наконец вошла, продержав их перед этим в ожидании добрых полчаса.
