Однажды утром в селение вернулся Бизон, двоюродный брат Плывущего Облака, и со слезами на глазах пошел к жрецу. Энн видела, как тот, выслушав Бизона, тоже заплакал, потом оба направились к Умеющему Думать и втроем что-то долго обсуждали.
Ночью воины в боевой раскраске покинули селение, захватив с собой какие-то священные предметы, выделанные шкуры, трубки и скальпы. Среди них находился и Плывущее Облако.
Через день они вернулись с юной красавицей индианкой. Все обращались с нею очень почтительно, как со святой, но Энн заметила, что, несмотря на такое обращение, девушку строго охраняют.
Индианку одели в мягкие, лучшей выделки шкуры, готовили для нее лучшие куски мяса. Она жила в селении несколько недель, и все это время жрец уходил по утрам к реке и сидел там, подняв глаза к небу.
– Что он делает? – спросила Энн Бурую Синицу.
Она решила, что девушка предназначена в жены какому-нибудь воину, может, Плывущему Облаку или его брату Бизону.
– Наблюдает за утренней звездой, – коротко ответила Бурая Синица и добавила: – Не подходи к нему.
Однажды утром жрец зашел в их вигвам, и Энн поняла: сейчас начнется какой-то ритуал.
Индейцы запели что-то печальное, и под это пение мужчины три дня сооружали посреди селения деревянный помост.
На четвертый день юную индианку перед восходом солнца с почестями возвели на помост и привязали к столбу, обратив ее лицом на восток.
Когда над горизонтом показался огненный край солнца, к помосту шагнул один из воинов и пустил стрелу девушке в сердце. Другой воин рассек ножом ее грудь и обмазал себе лицо кровью. К ногам жертвы положили вяленое мясо бизона, чтобы оно тоже пропиталось кровью жертвы, а затем каждый воин выпустил по одной стреле в тело несчастной. Вместо маленьких сыновей, которые еще не могли натянуть лук, стреляли матери. Когда обряд закончился, четверо мужчин отнесли жертву в прерию и уложили на спину, чтобы лицо девушки было обращено к утренней звезде. Индейцы снова запели, возвещая утренней звезде, что она получила земную жертву.
Обряд незаметно перешел в веселое торжество. Индейцы пели и танцевали всю ночь.
Еле живая от ужаса, Энн проскользнула в хижину и забилась в угол, думая о собственной участи. До сих пор ее не трогали потому, что она была юной и невинной, следующей жертвой может стать именно она.
Бурая Синица, разыскавшая Энн, прижала ее к себе и начала гладить по голове.
– Это обряд утренней звезды. Он великое горе для всех нас. Но когда прорицатель видит, что над восточным горизонтом поднимается утренняя звезда, мы должны принести ей в жертву девушку лет тринадцати. Обряд совершается не каждый год, но если небо требует жертву, мы обязаны подчиниться. Тогда земля даст богатый урожай, а бизоны не уйдут из этих мест.
Энн подумала, что в следующий раз ублажать эту утреннюю звезду наверняка придется ей, индейцы не захотят жертвовать девушкой своего селения. Видимо, поэтому плывущее Облако был таким добрым и не прикасался к ней.
Однажды ночью она проснулась от ощущения тревоги и увидела темное лицо склонившегося над ней Плывущего Облака. Энн собралась закричать, но не издала ни звука. Дело шло о жизни и смерти. Если сын вождя лишит ее невинности, она будет жить.
Плывущее Облако смотрел на нее, качая головой.
– Настанет время, Маленькая Голубка, когда ты поверишь мне и захочешь меня, когда тебя покинет страх и наполнит золото солнца. Тогда ты станешь одной из нас, и я возьму тебя в жены. А до тех пор я никому не позволю коснуться тебя. Не беспокойся.
Он лег рядом и обнял ее. На рассвете, когда остальные еще спали, он рассек себе бедро ножом и слегка вымазал кровью подстилку.
Утром Энн видела, как он разговаривает с Умеющим Думать. Потом был совет старейшин. Плывущее Облако убеждал их, а они отрицательно качали головами.
Ночью он не пришел, а наутро Энн поняла, что он спал с другой пленницей – женщиной, которой дважды спас жизнь. Теперь она была свободна, потому что ее хозяина, Бегущего Лося, во время последней охоты затоптали бизоны. «Так ему и надо», – подумала Энн. Теперь Плывущее Облако не будет одиноким. Но зато она лишилась защитника.
Все в ее жизни так быстро меняется. Она вспомнила страх и ненависть, которые испытала во время набега индейцев, их жестокость, вспомнила, как Плывущее Облако стрелял в поселенцев, убивал их в рукопашном бою. Но потом он был добрым и заботливым. И все-таки она не могла забыть то утро, когда, очнувшись, увидела его черные глаза…
– Энн, что с тобой? Она открыла глаза.
Вот оно! Это бронзовое лицо, черные глаза, прямые жесткие волосы. Она дико вскрикнула.
– Энн! Очнись!
Кошмар постепенно исчез. Макшейн нежно, словно ребенка, обнимал ее, сидя на краю кровати. Их кровать. Она – его жена, а он – владелец салуна. Его английский – правильный, как будто он закончил Гарвардский или Йельский университет, и она больше не в индейской деревне, ее жизни ничего не угрожает. Во всяком случае, опасность исходит не от него и не в данный момент.
Энн пришла в себя, щеки у нее порозовели. Лампа была погашена, комнату освещали только Догорающий в камине огонь и лунный свет.
– Господи, Энн, что тебе померещилось? Какие чудовища тебя мучат? Или ты считаешь чудовищем меня?
– Это… ничего.
– Да ты своим криком могла бы разбудить и мертвого. Кто-то, наверное, подумал, что я тебя убиваю.
– Должно быть, я задремала.
В его объятиях так хорошо, тепло, безопасно, он так приятно пахнет табаком и кожей. Но она сохранит свою тайну. Она не позволит ему задавать вопросы, проникнуть к ней в душу.
– Все в порядке, извини, – пробормотала она, упершись ему в грудь.
Он разжал руки. Энн встала и отошла на несколько шагов. Она заметила, что Макшейн рассердился. Но если бы он узнал о ней все, то рассердился бы еще больше.
– Значит, нас обоих посещают ночные кошмары, – сказал он. – Ладно, пора спать.
В следующий момент он уже стоял рядом и расстегивал на ней платье.
– Я сама! – Энн сопротивлялась, а он спокойно продолжал свое дело. – Я сейчас закричу.
Он поднял брови.
– Тогда все решат, что мы очень неплохо проводим время.
Энн покраснела.
– Ты же говорил, что я своим криком бужу мертвых, пугая людей!
– Я солгал. Мне хотелось, чтобы ты расслабилась. Повернись.
– Я очень нервничаю, – заявила Энн.
– Сейчас мы изменим ситуацию, – прошептал он ей на ухо.
– Но именно ситуация и заставляет меня нервничать.
– Прошлая ночь?
– Моя жизнь.
– Тогда веди себя хорошо и будешь засыпать с чистой совестью.
– Моя совесть чиста.
– Звучит интригующе. А я считал тебя прожженной женщиной.
Он расстегнул последнюю пуговицу, стянул с Энн через голову десятки ярдов вышитого хлопка, отбросил, не глядя, в сторону и воззрился на украшенную лентами нижнюю юбку.
