Пенелопа слегка передвинула острый локоть по ручке дивана:
— Итак, что же это?
— Это касается Холландов, — выдавила из себя Лина. — Я обнаружила это, еще когда служила у них. Видите ли, был один человек — думаю, он торговал старинными вещами — и он приходил в их дом и уносил вещи. Тогда были целые горы счетов. Вот так я поняла… я и моя сестра Клэр… что они лишились своих денег. А Клэр все еще там работает, так что я знаю, что они отпустили почти всех своих слуг.
— Каролина Брод, не так ли? — Лина кивнула. — Каролина…
Пенелопа насмешливо улыбнулась. Может быть, это добрый знак, подумала Лина. Она вдруг почувствовала себя непринужденно в этой огромной комнате с зеркалами в золоченых рамах, картинами старых мастеров и ослепительно сверкающим паркетом.
— Вы хотите сказать, что Холланды бедны? — Каролина слегка улыбнулась в ответ.
— О да. Я в этом абсолютно уверена…
— О господи, уходите.
Пенелопа в нетерпении махнула рукой. Она всем телом отвернулась от посетительницы.
— Но все давно знают, что Холланды бедны, — продолжала Пенелопа так громко, что маленькая собачка вздрогнула, пытаясь высвободить хвост из-под юбки хозяйки. — Если бы вы пришли сюда объяснить причину, по которой Генри Скунмейкер снова в меня не влюбился, тогда, может быть… Но это загадка, перед которой пасуют люди гораздо умнее вас. Глупая девчонка, неужели вы в самом деле думаете, что можно прийти в мой дом и продать мне такую старую новость?
Губы Лины приоткрылись, и она восприняла эти слова как заслуженный упрек. Она действительно очень глупа.
— Я только пыталась помочь, — слабо защищалась она.
— Ой-ой-ой, — насмешливо произнес Бак. — Вы пытались продать хоть что-нибудь, дорогуша.
Лина почувствовала себя такой несчастной и сконфуженной в этой комнате, вновь ставшей враждебной, что чуть ли не обрадовалась следующим словам Пенелопы.
— Ратмилл! — позвала хозяйка дома. Лина повернулась и увидела, что в дверях появился дворецкий, — Мисс Брод перепутала дом и зашла не туда. Сейчас вы можете ее проводить.
Дворецкий четко понял намек и, подойдя к беспомощной девушке, взял ее под руку. Липа склонила голову и, не возражая, проделала долгий путь к дверям.
— Как неприятно, — услышала она слова Бака, когда ее выдворили в холл. — И как раз когда ты собралась выезжать.
Лина прикрыла глаза, когда дворецкий грубо потащил ее к парадному входу. Еще совсем недавно она шла по этому полу, похожему на черно-белую шахматную доску, трепеща от надежды, а теперь возвращается ни с чем. Пенелопа права: она глупая девчонка, которой никогда ничего не добиться.
«Неудивительно — если вспомнить, как популярна она была дебютанткой, — что понедельники у новой миссис Скунмейкер проходят столь оживленно. Можно не сомневаться, что увидишь там всех, кого хотелось бы увидеть…»
Из светской хроники Нью-Йорка в «Уорлд газетт», понедельник, 18 декабря 1899
Вторая миссис Скунмейкер пользовалась известностью не только из-за своих понедельников, но и из-за старинной мебели в стиле Людовика XIV — она добавила свою собственную Коллекцию к коллекции первой миссис Скунмейкер. Она также была известна из-за своих миниатюр и изысканной компании, окружавшей ее. Лидия Врееволд и Грейс Вандербилт, принадлежавшие к тому же поколению, что и хозяйка дома, и так же, как она, обладавшие живостью и еще довольно молодые, сидели на небольшом диване, обитом бирюзовым шелком, и обсуждали туалеты, которые собирались купить этой весной в Париже. Джеймс де Форд, младший брат Изабеллы, стоял у высокого окна, выходившего на Пятую авеню, и слушал разглагольствования художника Лиспенарда Брэдли о ню. (Вторая миссис Скунмейкер также была известна тем, что порой допускала в свой круг одного-двух художников.) Пенелопа Хэйз, в безукоризненном розовом шелковом платье, с новой прической — высокий белый лоб слегка прикрывала челка, — появилась в этой гостиной, где было полно антикварной мебели и представителей известных фамилий.
— Пенелопа, моя дорогая, вы так отменно выглядите, что вас просто хочется съесть, — приветствовала ее Изабелла и, взяв гостью под руку, повела ее по устланному ковром полу, среди роскошных кресел, мраморных статуй и именитых гостей, удобно расположившихся, чтобы поболтать.
Хотя Пенелопа была согласна с замечанием хозяйки, она скромно потупилась и застенчиво пробормотала благодарности. Она осторожно огляделась в надежде увидеть Генри.
— Бедный Генри, — продолжала Изабелла, очевидно догадываясь о ходе мыслей Пенелопы. — Его отец разгневался на него за ту небольшую выходку в опере. Это так глупо! Разве вы, я, да и все остальные не жаждали именно в тот момент слегка отвлечься?
— О, вероятно, хотя я не помню выходку, о которой вы говорите, — ответила Пенелопа, постаравшись придать теплоты своему голосу.
Она взяла маленькую мягкую ручку Изабеллы, которая была старше ее, и осведомилась:
— Мистер Скунмейкер был ужасно резок?
— Да. Когда бедный Генри пришел домой, начался такой крик! — Изабелла понизила голос; они направлялись к столику, где был сервирован чай.
Некоторые гости заметили вновь прибывшую, но Генри, развалившийся в кресле в углу, был мрачен и созерцал потолок. Он не заметил Пенелопу, что рассердило ее.
— Он очень беспокоится, что Генри может выкинуть что-нибудь, что опорочит семью как раз теперь, когда его отец включился в избирательную кампанию за пост мэра.
— Но ведь многие поддерживают его именно из-за Генри, который потерял Элизабет… Так что отец не должен наказывать его слишком строго.
— Да, пожалуй.
Они добрались до столика с угощением, и Изабелла тут же положила себе птифуры на маленькую тарелочку. Пенелопа позволила себе окинуть Генри долгим взглядом, но он и не взглянул на нее. На нем был обычный черный смокинг. Изабелла налила чаю себе и своей новой подруге. Отведя от глаз золотистый локон, она понизила голос:
— Скунмейкер был на этот раз сравнительно мягок. Я думаю, у Генри такой понурый вид, потому что он ужасно тяжело переживает смерть Элизабет.
Взяв свои чашки, леди направились к креслам у окна, не сговариваясь: обе знали, что дневной свет выгодно подчеркнет их достоинства.
— Вы знаете, я думаю, что, когда человек теряет жену, это меньшая потеря, меньший удар, потому что он уже немного пожил с ней. Но потерять невесту — это все равно что усесться за стол, с которого убирают все блюда, прежде чем вы отведали хоть кусочек…
Пенелопа сочувственно кивала, хотя была уверена, что Элизабет не то блюдо, которое заказал бы Генри. Изабелла вздохнула и отправила в рот птифур цвета морской пены, закатив глаза от удовольствия.
