– Неужели вы назовете игрой тяжелую полевую работу, которую мы взяли на себя, как добрые товарищи?… Фриц Вебер – хороший честный человек, и я буду ему благодарна всю мою жизнь! В силу этого я обещала ему, – плутовская улыбка проскользнула по ее прелестному лицу, – присутствовать на его свадьбе даже в том случае, если бы мне пришлось для этого переплыть океан. Через год-два он уже настолько хорошо устроится, что будет в состоянии вызвать к себе свою невесту из Магдебурга!
Лицо молодого помещика разом просветлело, и он весело спросил:
– И вы переплыли бы даже через океан? Разве фрейлейн гувернантка хочет попытать счастья?
Девушка передернула плечами.
– Может быть, – лаконически бросила она и принялась водить своими тонкими пальчиками по клинку серпа, как бы желая стереть с него какое-то пятно.
– Оставьте, вы можете порезаться! – с нервным возбуждением произнес он. – Бросьте это недостойное вас орудие: вы в нем так же мало нуждаетесь теперь, как и ваша госпожа в рисовании цветов.
Девушка опустила руку.
– Я буду до тех пор работать и исполнять свои обязанности, – сказала она, – пока буду считать это необходимым! И я не понимаю, зачем моей госпоже бросать любимое ею искусство?
– Но вы же сказали, что она собирается ехать через океан! А это прямая дорога в сторону молочных рек и кисельных берегов, к воображаемому алмазному принцу.
Она презрительно усмехнулась.
– Какого высокого мнения богатые люди о силе денег! – с горечью бросила она.
Маркус рассмеялся.
– Разве это мнение неверно? – возразил он. – Оно подтверждается каждый день! Осыпьте голову и плечи вашей гувернантки алмазным дождем, дайте ей дворец в столице и сказочную виллу среди богатых плантаций, и она скажет, что человек, расточающий для нее такие сокровища, прелестен как ангел! Хотя на самом деле он будет похож на самого черта! Разве вы не согласны с этим?
– Может быть, вы и правы, но у той, про которую я говорю, свои взгляды! – отвечала она так же насмешливо, как и он. – В безграничной заносчивости, она подобно вам позволяет себе иметь симпатии и антипатии! И я знаю, что она так же низко ставит богатство, как вы ненавистных вам гувернанток!
Сильное раздражение слышалось в этих словах, но Маркус, кажется, не заметил этого.
– Ах, перестаньте, пожалуйста, оправдывать ее! Вы умная девушка, какие редко встречаются в вашей среде, но вы не можете знать, что творится в душе вашей госпожи! Это для вас – книга за семью печатями… Я уверен, она обманывает вас, но оставим ее в стороне! Я от всего сердца желаю ей счастливого успеха, пусть она осуществит свои мечты о земном рае, только бы она… оставила здесь свою тень…
Подойдя ближе, он почти умоляющим тоном произнес:
– Вы ведь не поедете с нею, нет?!… Вы останетесь в „Оленьей роще“?
Однако, это не тронуло ее.
– Остаться здесь? И ждать решения своей участи? – спросила она резко и насмешливо.
– Оно может наступить гораздо раньше, чем вы думаете! – ответил он прерывающимся голосом и шагнул еще ближе к ней.
Лицо девушки омрачилось, и она испуганно отступила назад, подняв правую руку, в которой блеснул клинок серпа.
– Я отниму у вас эту ужасную игрушку! – с досадой произнес он и быстро протянул руку, чтобы схватить серп.
В одно короткое мгновение, они и сами не знали, как это произошло, он отступил назад, а девушка вскрикнула и отбросила серп далеко в сторону.
– Я не виновата! – испуганно пробормотала она, бледнея.
– А если бы и так? – возразил он, вынимая из кармана носовой платок и завязывая им раненую руку. – Вы имели право на это! Таких глупцов, как я, никогда не выучишь, а меня нужно было наказать!
На губах Маркуса мелькнула насмешливая улыбка, обнаружившая ряд прекрасных зубов.
– Уже с первого дня – там, на мосту у мельницы, – я уже знал, когда получил столь памятный ответ, – что репейник в Тюрингии больно колется! И все-таки был так глуп, что повторил свою ошибку! Теперь мы с вами рассчитались, прекрасная недотрога, – прибавил он с ироническим поклоном, – я получил свою долю!
Не отвечая и едва удерживаясь на ногах, девушка с ужасом смотрела на белый платок, сквозь который быстро просачивались большие красные пятна. Потом она поспешно бросилась бежать по саду и скрылась в малиннике.
Несмотря на уныние, овладевшее им, Маркус не мог не расхохотаться…
Храбрая героиня, которая мужественно несла тяжелый крест, выпавший на ее долю, не могла видеть крови и убежала от раненой ею жертвы…
Но Маркус знал, что рана не опасна, а маленькое кровотечение даже на пользу ему: уже несколько дней кровь клокотала в его жилах, затемняя рассудок, и было хорошо избавиться от избытка ее!
И уж стыдиться следовало ему, разыгравшему столь глупую роль!
Праведный Боже! Как жестоко посмеялись бы над ним его товарищи, если бы могли видеть его сейчас!
Все это отлично сознавал Маркус, и даже его задорный юмор, которым он привык прогонять все невзгоды, не являлся к нему на помощь.
Молодой помещик поспешил уйти из сада и направился по пустынной дороге сосновой рощи. Там было тихо, молодые игольчатые ветви сосен склонялись над его головой, лаская его своей освежительной прохладой.
Он сильно боролся с собой и вдруг он радостно вздрогнул и улыбнулся, словно над ним блеснул луч отдаленной надежды на безграничное счастье…
Девушка была свободна, никто не имел на нее никаких прав, она это неопровержимо доказала.
Да, но он должен был еще убедиться и в том, что девушка не хочет его, – это подсказывал ему здравый смысл. Он понял, что не имеет никакой надежды обладать ею, и ему ничего не оставалось другого, как мужественно продолжать борьбу с собой.
В беседке было нестерпимо душно!
Каждый день солнце всходило и заходило на безоблачно сияющем небе и постепенно закаляло все до предела!
Маркусу казалось, что знойный воздух, под удушливым дыханием которого никли цветы и листья, проникает через поры и нервы до глубины его души.
Рука его горела, и он был доволен, что хорошо устроил свой уголок, наполнив свежей водой графин и умывальник. Ему не надо было идти в дом и встречаться с г-жой Грибель, что было нежелательно ему и чего нельзя было иногда избежать.
Однако, в ту минуту, когда он опустил руку в воду, толстушка, пыхтя и обливаясь потом, показалась на лестнице.
Она была не из таких, которые теряются, поэтому на замечание помещика, что он поранил руку перочинным ножом, она укоризненно покачала головой.
– Как это вы могли ухитриться, господин Маркус? Если бы вы порезали большой палец или указательный, это было бы понятно, а то ладонь?! Можно ли быть таким неосторожным? – проворчала она и ушла за старым мягким холстом и арникой, попросив помещика не вынимать руку из воды до ее прихода.
