она рассчитывала, что он ей поверит — а он и поверил — и таким образом станет ее союзником, подтвердит ее правоту?
К тому моменту, как они подошли к дому, он сгорал от любопытства. Сначала нужно было кое-что сделать: они разгрузили один из самых высоких книжных шкафов и придвинули его к разбитому окну, закрыв доступ холодному ночному воздуху.
Покрасневшая от напряжения, Клэр уселась на софу, а он подошел к столику с напитками и налил две порции виски. Когда миссис Грэхем была жива, она всегда приносила виски на подносе, аккуратно накрытом салфеткой, и обязательно вместе с печеньем. Фиона, будь у нее возможность, делала бы то же самое, но Роджер предпочитал в этом деле простоту.
Клэр поблагодарила, чуть отпила из стакана, поставила его и подняла глаза на Роджера, усталая, но собранная.
— Вам, наверное, интересно, почему мне хотелось, чтобы вы услышали всю эту историю, — сказала она, словно читая его мысли. — Тому есть две причины. Вначале я скажу вам о второй. Что касается первой, то думаю, что у вас есть право знать и ее.
— У меня? Какое право?
Она взглянула на него немигающим взглядом золотистых глаз, прямых и быстрых, как глаза леопарда.
— Такое же, как и у Брианны. Право знать, кто вы такой.
Она направилась через всю комнату к дальней стене, от пола до потолка покрытой панелью из пробкового дерева. К стене были приколоты фотографии, схемы, визитные карточки, старые карты округов, запасные ключи и всякие разные мелочи.
— Я помню эту стену. — Клэр улыбнулась, коснувшись фотографии, на которой был запечатлен праздник в местной школе. — Ваш отец снимал что-нибудь отсюда?
Роджер в замешательстве покачал головой:
— Нет, не думаю. Он говорил, что никогда не может найти вещи, положенные в ящик. Все самое важное он предпочитал держать перед глазами.
— Тогда это, вероятно, здесь. Он считал это важным.
Поднявшись на цыпочки, она стала просматривать вырезки на стене, осторожно касаясь пожелтевшей бумаги.
— Думаю, вот она, — пробормотала Клэр.
Из-под старых набросков для проповедей и талонов на мойку машины она извлекла одну страничку и положила ее на стол.
— О, мое генеалогическое древо, — удивился Роджер. — Я не видел эту старую бумагу уже много лет. А когда видел, то не обращал на нее особого внимания, — добавил он. — Если вы собираетесь сказать, что я усыновлен, то мне это известно.
Клэр кивнула, вглядываясь в схему:
— О да. Вот почему ваш отец — я имею в виду мистера Уэйкфилда — составил эту схему. Он хотел быть уверенным, что когда-нибудь вы узнаете свою настоящую фамилию, хотя он и дал вам свое имя.
Роджер вздохнул, подумав о его преподобии и маленькой фотографии в серебряной рамочке на его бюро: похожий на него незнакомый улыбающийся юноша, темноволосый, в форме британских воздушных сил времен Второй мировой войны.
— И это я тоже знаю. Моя настоящая фамилия Маккензи. Вы хотите сказать, что я связан с какими-то Маккензи, которых вы… гм… знали? Я не вижу их имен на этой схеме.
Клэр, будто не слыша его, водила пальцем по ветвящейся паутине генеалогического древа.
— Мистер Уэйкфилд был очень пунктуальным человеком, — бормотала она как будто про себя. — Он бы не потерпел неточностей.
Ее палец остановился в какой-то точке.
— Вот, — сказала она. — Вот где это случилось. Пониже этого пункта.
Палец замер над страницей.
— Все правильно. Это ваши родители, ваши бабушка и дедушка, прабабушка и прадедушка и так далее. Но вот выше…
Рука скользнула вверх.
Роджер склонился над схемой, затем поднял на Клэр задумчивый взгляд зеленых, цвета болотного мха, глаз.
— Это Уильям Бакли Маккензи, родился в тысяча семьсот сорок четвертом, от Уильяма Джона Маккензи и Сары Иннес. Умер в тысяча семьсот восемьдесят втором.
Клэр покачала головой:
— Умер в тысяча семьсот сорок четвертом, в возрасте двух месяцев, от оспы.
Она подняла голову; взгляд ее золотистых глаз был таким пристальным, что по его спине побежали мурашки.
— Вам ведь известно, вы были не первым приемным ребенком в этой семье.
Ее пальцы барабанили по листу.
— Ему нужна была кормилица. Его родная мать умерла, и он был отдан в семью, потерявшую ребенка. Они назвали его именем их умершего сына — дело обычное, — и я не думаю, что кто-нибудь стал бы привлекать внимание к ребенку, регистрируя его в приходской книге. В конце концов, он был крещен при рождении, зачем записывать его еще раз? Колум говорил мне, кому они его отдали.
— Сын Джейлис Дункан, — медленно произнес он. — Дитя колдуньи.
— Правильно. — Она смотрела на него оценивающим взглядом, склонив голову набок. — Я знала, что это должно быть именно так. Понимаете ли, ваши глаза… Это ее глаза.
Роджер сел, почувствовав внезапный холод, хотя книжный шкаф надежно защищал комнату от сквозняка, а в камине вновь пылал огонь.
— Вы уверены в этом? — спросил он и подумал: конечно, она уверена.
Ведь нельзя же считать, что вся эта история — выдумка, плод больного ума. Он посмотрел на нее — она сидела спокойно, с бокалом в руке, очень собранная, как будто собиралась заказать сырные палочки.
Больной ум? У доктора Клэр Бошан Рэндолл, главного врача крупной престижной больницы? Бред сумасшедшего, расстроенное воображение? Легче представить, что безумен он сам. Роджер и вправду начинал об этом подумывать.
Он глубоко вздохнул и положил обе руки на схему, выделив лишь то, что относилось к Уильяму Бакли Маккензи.
— Действительно интересно, и я рад, что вы поведали мне об этом. Но ведь это ничего не меняет. Просто я могу теперь оторвать верхнюю часть этой генеалогии и выбросить ее. В конце концов, мы же не знаем, откуда взялась эта Джейлис Дункан и кто был отцом ее ребенка. Во всяком случае, вы, кажется, уверены, что не этот бедный старый Артур.
Клэр медленно покачала головой, глаза ее смотрели на него с холодной сдержанностью.
— О нет. Конечно, не Артур Дункан. Отцом ребенка был Дугал Маккензи. Вот истинная причина того, почему она была убита. Не за колдовство. Колум Маккензи не мог допустить огласки романа его брата с женой какого-то сборщика налогов. А она хотела выйти замуж за Дугала. Думаю, она шантажировала Маккензи, угрожая рассказать правду о Хэмише.
— Хэмише? Ах да, сын Колума. Да, я помню.
Роджер потер лоб рукой. У него неожиданно закружилась голова.
— Нет, не Колума, — поправила его Клэр. — Дугала. Колум не мог иметь детей, а Дугал мог — и имел. Хэмиш должен был наследовать все права Дугала и стать главой клана Маккензи; Колум убил бы всякого, кто мог навредить Хэмишу, — и убил. — Клэр глубоко вздохнула. — Вот вторая причина,
