— Баррингтон продолжает сражаться с ветряными мельницами? — прогрохотал от двери хриплый голос. — Я слышал, что вы подняли настоящую бурю в палате лордов? — уже чуть тише произнес, подходя к ним, отец леди Верити.
Виконт Миддлтон был высоким мужчиной с редеющими седыми волосами, крючковатым носом и темными глазами.
— Но, отец, вы же обещали мне, никаких разговоров о политике, пока дамы не встанут из-за стола, — сделанной обидой проговорила леди Верити, в то время как мужчины обменивались рукопожатием.
— Я буду рад обсудить любой вопрос, по которому наши мнения расходятся, но только в пределах палаты лордов, сэр, — ответил Роб с улыбкой.
Он находил пожилого отца баронессы грубоватым, но вполне сносным человеком. Миддлтон отмахнулся:
— У меня есть более интересный способ провести время, чем сидеть в тесных переполненных залах Вестминстера. Вы охотитесь с гончими, когда бываете в своем поместье?
— Охота на лис меня никогда не привлекала, но я с удовольствием выезжаю верхом.
Разговор перешел на жеребенка, которого принесла призовая кобыла из конюшни Роба — гораздо более безопасную, чем политика, тему. Вскоре начали прибывать и другие гости: лорд и леди Чалдик, кузены из клана Миддлтонов, леди Баббингтон — немолодая графиня, которая тотчас завладела вниманием вдового отца баронессы, и молодой баронет со своей невестой — представители семейства Оберли.
Все говорили о погоде — слишком дождливой — и сошлись на том, что сезон тем не менее будет великолепным. Но главной темой разговора, когда все расселись за столом, стал разгорающийся скандал, связанный с разводом лорда Байрона и его супруги, которые вступили в брак чуть больше года назад.
— Бедняжка Аннабел! Я не знаю, что заставило ее выйти за такого беспутного молодого человека, — причитала леди Баббингтон, презрительно фыркая.
— Теперь он отправился на континент — скатертью дорога! Отъявленный революционер. Такие якобинцы нужны только Франции, — заявил Миддлтон.
— Он по уши в долгах, я это знаю наверное, — шепотом произнесла Пенелопа Чалдик, придирчиво рассматривая кусочек ростбифа.
— Вероятно, уже пропил все свои гонорары, подумать только, за такую пачкотню еще и платят! — злобно добавил ее муж.
— О Боже, признаюсь, что некоторые стихи лорда Байрона доставляют мне удовольствие. Они такие романтичные!
Прежде чем Роб успел поинтересоваться, какая поэма увлекла даму, молодой баронет произнес:
— Возможно, Байрон как настоящий бунтарь финансирует опасных людей, подобных сэру Уилберфорсу.
— Не понимаю, как борьба мистера Уилберфорса за уничтожение рабства может быть истолкована как опасная, — сказал Роб, когда убрали суп и принесли филе форели.
Баронет наклонился вперед.
— Вы понимаете, что на этом основана вся экономика наших Карибских колоний? А сырье из Америки для наших фабрик — кто будет собирать хлопок, а? Отмена рабства разрушит наше национальное богатство, лорд Баррингтон. Неужели вы этого не понимаете?
— Я никак не могу понять, почему эти бедные люди, которые без дела прозябают в наших многоквартирных домах, где царит преступность, не могут собирать хлопок? Мы могли бы отправлять их в наши колонии и в Америку, — прощебетала леди Чалдик, улыбаясь своей сообразительности.
— Но, миледи, мы не имеем права принуждать свободных людей заниматься тяжелым физическим трудом на хлопковых полях или плантациях сахарного тростника. Кроме того, если они не преступники, закон не позволяет депортировать их в другую страну, — терпеливо объяснял Роб, в то время как некоторые другие джентльмены снисходительно улыбались.
— К сожалению, граф прав, — сказал Миддлтон. — Жаль, что Веллингтон после Ватерлоо не додумался отправить этих лягушатников на сахарные плантации.
— Великолепная идея, — поддакнул Чалдик.
Верити захлопала в ладоши.
— Прошу вас, джентльмены, давайте прекратим эти политические дебаты. Это плохо сказывается на пищеварении, а я так старалась, составляя меню для сегодняшнего обеда. У нас впереди еще великолепное седло ягненка и бисквит в вине со взбитыми сливками и фруктами.
— Вы очень благоразумны, миледи. Политика действительно Может привести к несварению. Это я знаю из собственного опыта, — ответил Роб, поднимая свой бокал. — Я предлагаю тост за нашу очаровательную хозяйку и ее возвращение в свет!
— Правильно! Правильно! — поддержали присутствующие. Граф с баронессой обменялись улыбками.
Роб видел, что Чалдик и баронет готовы продолжить словесный поединок. Он рад будет оказать им услугу, когда дамы удалятся, а джентльменам подадут портвейн и сигары. Конечно, интеллектуальные возможности леди Чалдик весьма ограничены, и Робу оставалось лишь надеяться, что леди Оберли нисколько не походит на эту пустышку. К своему удивлению, Роберт вдруг осознал, что не имеет ни малейшего представления о политических взглядах баронессы. Казалось, что она как и многие женщины их класса, не проявляла интереса к политическим вопросам и интересовалась только домашними делами. Что ж, еда была превосходна, дом содержится в порядке, и, похоже, она хорошая мать.
Казалось, чего еще требовать от будущей супруги? Роберт вспомнил о Леди Фантазии, о ее остром уме и большом интересе к парламентским делам. Затем вспомнил о Габи, о ее страстных ласках и о том, как она приняла его ужасное прошлое.
Роберт мысленно встряхнул себя. О чем он только думает? Эти женщины никогда и ни в каком качестве не смогут вписаться в его будущую жизнь. Он должен думать о той, что вскоре станет его женой и которой он собирается отдать свое имя и титул.
Когда дамы собирались встать из-за стола, к хозяйке подошла служанка и что-то прошептала ей на ухо. Леди Оберли широко улыбнулась и сказала:
— Передайте Фебе, пусть принесет его сюда. — Потом она повернулась к гостям: — Я хотела бы пожелать своему сыну спокойной ночи, надеюсь, вы позволите сделать это в вашем присутствии?
Она посмотрела на Роберта, ища одобрения.
— Это будет восхитительно, — ответил он.
Остальные гости, с большим или меньшим энтузиазмом, выразили свое одобрение.
Через несколько минут полусонного мальчика принесли в столовую; надув губы, малыш высматривал маму, моргая от яркого света свечей.
— Мамочка здесь, малыш. — Верити поцеловала его кудрявую головку и сказала, обращаясь сразу ко всем гостям: — Это мой сын Элджин.
— Я сомневаюсь, что ты меня помнишь, ведь мы встретились в таком грохоте чайных банок, — сказал Роб малышу, которому давно было пора спать, а не появляться перед гостями в красивом, но, по-видимому, весьма неудобном атласном костюмчике.
