Думая о ней, Андре раздвинул густые ветви, преграждавшие ему дорогу, и за ними, будто сотворенная из воздуха силой его воображения, возникла девушка; она сидела на том же самом месте, где он увидел ее и в прошлый раз!
В первое мгновение Андре решил, что это всего лишь прекрасное видение, навеянное его фантазией; между ними, поднимаясь от земли, вились струйки тумана, делая все вокруг нереальным; лес казался сейчас еще более таинственным и загадочным, чем обычно.
И все-таки это был не призрак, а живая девушка в монашеском одеянии, и такими же живыми и веселыми были птички, порхавшие вокруг нее, садившиеся на ее протянутые ладони и клюющие зерна кукурузы, рассыпанные у ее ног.
Андре не остановился, чтобы насладиться красотой этой картины; он желал тотчас, немедленно поговорить с ней и, раздвигая ветки, шагнул вперед.
Птички при его приближении тут же упорхнули прочь, но девушка на этот раз даже не шелохнулась, не сделала никакой попытки бежать; она сидела не двигаясь, глядя на него широко раскрытыми глазами, в которых застыло какое-то странное выражение; Андре не мог понять, что означал этот взгляд.
Он подошел к ней и неожиданно обнаружил, что все мысли и слова, которые он собирался сказать ей, исчезли из его головы; он стоял молча, глядя в эти поднятые к нему глаза, не в силах произнести ни звука.
И все же в тишине между ними, казалось, шел безмолвный разговор, какой бы странной и нелепой ни показалась эта мысль. Наконец, сделав над собой усилие, Андре произнес:
— Вы сегодня очень рано.
— Мне… не спалось.
— Мне тоже.
Она смотрела куда-то в сторону, мимо него, потом сказала тихо и смущенно:
— Я надеялась, что… вы, может быть…»придете сюда.
— Должно быть, я чувствовал, что вы ждете, потому что я очень хотел встретить вас.
Не спрашивая разрешения, он присел рядом с девушкой на толстый ствол поваленного дерева.
Они помолчали; первым тишину нарушил Андре:
— А ваши птички вернутся, они не испугаются меня?
— Думаю, что да, — ответила девушка, — только вы должны сидеть очень тихо.
— Мне бы хотелось покормить их, чтобы они сели ко мне на руки так же, как к вам.
Она слегка улыбнулась ему, потом взяла сумочку, лежавшую на дереве рядом с ней, и положила ее на колени.
— Протяните руку, — попросила монахиня. Андре послушался, и она насыпала ему в ладони немного кукурузы.
— Теперь приподнимите их.
Сказав это, она и сама подняла свою ладонь, в которой тоже была кукуруза.
Несколько секунд все было тихо, потом послышалось хлопанье крыльев, и маленькая птичка, оказавшаяся храбрее остальных, опустилась на ладонь монахини; другие кружили в воздухе над ее головой, не осмеливаясь спуститься.
Затем подлетела еще одна, и тогда девушка подсунула свою свободную ладонь под руку Андре.
Он ощутил ее прикосновение, и ему показалось, точно ослепительная молния пронзила его насквозь.
Монахиня не двигалась, она не убрала руку, и какое-то внутреннее чувство подсказывало Андре, что она ощущает то же самое.
Сердце его бешено колотилось, он чувствовал, что это внутреннее биение, этот трепет рождает в ней отзвук, что между ними существует какая-то непонятная, но несомненная связь.
Птицы пролетели над его ладонью совсем низко, на лету склевывая с нее кукурузные зерна и тут же взмывая вверх.
Одна, за ней другая, третья проделали то же самое, затем, наконец, одна птичка, похрабрее, уселась к Андре на палец и начала жадно клевать кукурузу у него с ладони; рука девушки все так же поддерживала его руку.
Это было чудесное ощущение, никогда раньше он не чувствовал ничего подобного, и Андре знал, что дело не только в птицах, а в той девушке, которая сидит рядом с ним, пробуждая в нем новые, удивительные чувства.
— Я хотел бы поговорить с вами, — тихо сказал Андре.
Хотя он произнес эти слова чуть ли не шепотом, птицы все же услышали его и тут же вспорхнули с ладони.
Андре опустил руку, монахиня убрала свою, и Андре бросил на землю остатки кукурузы.
Затем он повернулся, глядя ей прямо в лицо.
— Почему вы хотели видеть меня? — спросил Андре.
Этот прямой вопрос смутил девушку, щеки ее порозовели.
В смятении она отвернулась, глядя куда-то в сторону.
— Вчера вечером, — начала она, — я думала о нашем разговоре и о том, что… я была невнимательна к вам, не хотела по-настоящему вам помочь. Мне стало стыдно… я решила, что нужно попросить у вас прощения.
— Вы надеялись найти меня здесь?
— Если бы этого не случилось, тогда… я подумала, что вы, наверное, еще раз зайдете в церковь.
— Я должен был прийти, — ответил Андре, — я просто не мог не прийти. Я хотел видеть вас, я думал о вас всю ночь.
Его слова удивили девушку.
Она быстро взглянула на него, потом снова отвела глаза в сторону, но Андре успел заметить, что в них больше не было страха.
— Вы самое удивительное и необычное создание из всех, кого я встречал, — сказал Андре.
— Почему вы… так думаете?
— Я искал церковь. Я был уверен, что она должна быть где-то поблизости от дома, но я не ожидал найти монастырь.
Монахиня улыбнулась:
— Он не слишком велик.
— И все-таки — это небольшая религиозная община, здесь ведь только монахини?!
Губы его произносили одно, но думал он в это время совсем другое.
Словно не в силах больше сдерживаться, таить от нее свои мысли, Андре воскликнул:
— Как могли вы так рано затвориться от мира, от всех его радостей? Как вы могли обречь себя на жизнь, в которой нет места ни мужу, ни человеку, который любил бы вас, отречься от всякой возможности земной любви?
Монахиня ответила не сразу; наконец она произнесла очень тихо:
— У меня… есть Бог.
— Разве этого достаточно? — возразил Андре. — Пройдут годы, а вы так и не узнаете простой человеческой любви, никогда не ощутите счастья быть матерью, качать на руках своего ребенка!
Он заметил, что монахиня слегка вздрогнула. Потом, точно не в силах вынести его обвинительного тона, она попыталась защититься:
— По крайней мере, здесь я… в безопасности!
— Вы так уверены в этом? — горько спросил Андре. — В этой стране полно христиан, но это отнюдь не мешает им убивать друг друга, а заодно и мулатов, которых так ненавидит император.
Дрожь пробежала по телу монахини, и она подняла руки, словно стараясь помешать ему сказать еще что-нибудь.
— Вы хотите… напугать меня, — прошептала она.
— Меньше всего я хотел бы этого, — возразил Андре, — но я огорчен — даже потрясен, если хотите, — что такая чудная, очаровательная девушка, как вы, теряет свою жизнь, отгородившись от всего ее богатства, от стольких прекрасных возможностей!
Монахиня слегка выпрямилась.
