Тэлия снова принялась рассматривать картину Рубенса, и граф тихо произнес:
— Посмотрите на меня, Тэлия.
Она покачала головой.
— Я должна ехать домой. Вам известно, что я не могу оставаться так долго.
— А если я попрошу вас об этом?
— Вы сами знаете ответ.
— Это не ответ. Вы просто стараетесь следовать выдуманным вами правилам, которые в случае, если это касается нас, теряют свой смысл.
— И все же вам придется тоже следовать им.
— Почему?
— Потому что… — начала Тэлия, но не закончила. — Прошу вас, отвезите меня домой.
— Я так хочу, чтобы вы остались! Неужели это для вас ничего не значит?
В его голосе снова слышалась мольба, в которой было трудно отказать.
— Пожалуйста… — произнесла она.
Она взглянула на него и замолчала.
Не двигаясь, они взирали друг на друга, и весь мир для Тэлии исчез, оставшись только лишь в его серых глазах.
Его взгляд пронзал ее душу и тело и сливался с ее дыханием.
Впоследствии она не могла вспомнить, кто из них сделал первое движение.
Она неожиданно осознала, что граф держит ее в своих объятиях.
Ей не пришло в голову, что она должна сопротивляться.
Здравый рассудок оставил ее, и больше не существовало ничего, кроме его глаз, губ, у которых она оказалась в плену.
Их губы соединились, и Тэлия перестала быть собой, чувствуя, будто бы все ее тело сливается с ним воедино, словно от сотворения мира они всегда были одним целым.
Его руки сомкнулись крепче, а губы становились все более настойчивыми, и она почувствовала, словно ее от губ до груди вдруг пронзило странное сочетание боли и наслаждения, оно достигло сердца и стало его неотделимой частью.
И чувство это именовалось любовью. Оно было не таким, как Тэлия представляла себе раньше, но куда более острым, восхитительным и величественным.
И не нужно было бороться, ибо отныне она принадлежала не себе самой, но ему.
Он словно бы захватил и уничтожил всю сущность ее одиночества.
Это было тайной любви, чудом, перед которым она не могла устоять теперь и никогда.
В конце концов, когда она уже стала ощущать себя скорее ангельским, нежели человеческим созданием, граф оторвался от нее.
— Дорогая моя, милая! Зачем ты противишься этому? — спросил он. — Ты моя! Моя, и ты была моей изначально.
Тэлия постепенно вернулась к реальности, и это оказалось подобно падению с небес на грубую, жесткую землю.
— Пожалуйста… — прошептала она.
Словно разделяя ее чувства, граф сказал:
— Я отвезу тебя домой. Мы поговорим обо всем завтра.
Сейчас уже слишком поздно, а ты устала.
Обнимая ее одной рукой, он провел Тэлию через салон к залу.
Лакей поспешил подать ей плащ, а когда перед ней открылась входная дверь, Тэлия увидела ожидавшую их снаружи карету.
Она шагнула внутрь, все еще слишком растерянная, чтобы задумываться о происходящем. Словно разделяя ее чувства, граф обнял девушку за плечи, и она непроизвольно легла щекой на его плечо, но он лишь прикоснулся своими губами к ее лбу.
В тишине они направились в сторону Шеппердз-Маркет.
Позже, провожая ее сонными улочками к дому восемьдесят два, граф сказал:
— Ни о чем не волнуйся. Оставь все заботы мне. Завтра вечером я поведаю тебе о своих планах, которые все разрешат, и тебе не о чем будет больше тревожиться.
Он остановился там же, где вчера, и посмотрел ей в глаза.
— Спокойной ночи, моя милая, — нежно произнес он. — Я буду думать о тебе. Просто доверься мне, это все, что от тебя требуется.
Тэлия взглянула на него.
Она видела его глаза и все еще ощущала себя их пленницей.
Слова застряли у нее в горле, и Тэлия, развернувшись, поспешила к дому.
Лишь в ожидании, пока Анна откроет ей дверь, она обернулась.
Граф не сдвинулся с места, и ей казалось, что он возносится выше и выше, заполняя собою весь мир и достигая звездного неба.
— Тэлия, с тобой все в порядке?
Голос вывел Тэлию из задумчивости. Обернувшись, она увидела молодую швею, с удивлением глядящую на нее.
— Прости, — сказала она ей. — Ты что-то говорила?
— Я три раза спросила у тебя, тот ли это бархат, который ты хотела для шляпки леди Стэндиш?
Тэлия с трудом сфокусировала взгляд на куске материала в руках швеи.
— Да, это то, что надо. Спасибо, Эмили.
Швея вышла, и Тэлия напомнила себе, что на работе не следует думать о посторонних вещах.
Но это было нелегко, особенно после того, как этим утром Тэлия проснулась и ощутила, что ее сердце поет, словно сама она оказалась в иной стране, где ничто не было реальным, и солнечный свет заливал собою все.
«Это и есть любовь, — подумалось ей, — и все теперь по-другому. Ничто не так, как прежде».
Затем какая-то пессимистичная часть рассудка задалась вопросом: а значит ли любовь так же много для графа?
Заранее боясь возможного ответа, она не хотела задумываться над этим.
Влюбившись в графа, она встала перед лицом множества новых проблем — проблем, которые рано или поздно все равно предстояло решать, — но в нынешний момент для нее не существовало ничего, кроме ослепительного великолепия любви.
Она отправлялась спать, чувствуя, словно его поцелуй вознес ее к звездам и оставил там, в вышине над землей, где ничто не могло причинить ей зла.
«Теперь я должна смотреть в глаза реальности», — горько усмехнулась она.
Тэлия взяла шляпку, над которой только что трудилась, и попыталась вспомнить, как она намеревалась украсить ее.
Не успела она вдеть нитку в иголку, как в мастерскую влетела миссис Бертон.
— Пришел лорд Дервиш, — зашептала она, — и с ним его невыносимая сестра, леди Уэнтмор. Не забудь добавить к его счету десять процентов, чтобы он мог их сторговать.
Эта инструкция была непонятной для постороннего, но Тэлия прекрасно поняла, что от нее хотела миссис Бертон.
Существовала определенная категория клиентов, пытавшихся оспорить любую цену и настаивавших на скидках.
Подобным покупателям миссис Бертон изначально завышала цену, чтобы в итоге получить требуемую сумму.
Среди таких клиентов был и лорд Дервиш, автоматически вычеркивавший десять процентов со своего счета.
Таким образом, указанная поправка цены и относилась непосредственно к нему.
Не спеша, Тэлия вышла в зал магазина, где, как и ожидала, увидела миссис Бертон, обслуживавшую одну из тех капризных нетерпеливых красоток, что перемеривали все имевшиеся в наличии шляпки, прежде чем выбрать одну.
У второго зеркала ждали лорд Дервиш и его сестра.
Тэлия почтительно присела в реверансе.
— Доброе утро, миледи, — приветствовала она леди Уэнтмор, которую ей уже приходилось несколько раз обслуживать.
