Ознакомительная версия.
– Вы вызовете наглеца на дуэль? – Глаза ее округлились.
Шевалье пожал плечами.
– Ах, моя милая жена, еще никто не оскорбил ни мадам де Салль, ни вас, ни меня! Но если такое случится, не сомневайтесь, труп наглеца украсит лужайку где-нибудь у реки.
Жанна еле заметно покачала головой.
– Люди заслуживают жизни, а не смерти, – негромко проговорила она.
– Даже те, кто позволяет себе оскорбления? – вздернул бровь Раймон.
– Особенно эти. – Она улыбнулась легко и летуче. – Умереть легко. Жить и принимать то, что тебе преподносит жизнь, все испытания, – это гораздо труднее.
Ее слова прозвучали с горечью, и не успел Раймон задуматься, откуда взялась эта скрытая печаль, когда явился слуга и сказал, что приехали первые гости.
Старинный зал, в котором мало уже что осталось от старины, а наслоения последующих веков удачно скрывались драпировками, картинами и прочими украшениями, мог вместить до ста человек, и притом здесь можно было устраивать танцы. Ужин накрыли в следующем – там ранее располагалась оружейная, а позже устраивались торжественные приемы. Устраивались раньше, в те времена, когда были живы родители Раймона. Сам шевалье не собирал здесь гостей. Да и когда? Даже зимой, приезжая в Марейль, он предпочитал проводить время в кабинете, а немногочисленных друзей принимал в семейной гостиной и столовой.
Однако Жанна решила, что для первого большого бала, который дают супруги де Марейль после своей свадьбы, следует все сделать как надо. За советом она обратилась к Элоизе и к экономке мадам Батай, весьма польщенной тем, что ее воспоминания о старых добрых временах оказались полезны. Втроем они составили план праздника, сложностью ничуть не уступавший иным военным кампаниям. И Жанне очень хотелось, чтобы все прошло если не идеально, то очень-очень хорошо.
Чета де Марейль встречала прибывающих гостей, имена которых громко объявлял слуга, в бальном зале неподалеку от входа. Все, кто проходил в высокие двери, первым делом осматривались, и до ушей Жанны неизменно долетали восторженные вздохи. Она всегда любила сочетать цвета, однако во время жизни в Кремьё не видела возможности полностью отдаться своим фантазиям. А сейчас у нее имелись для того деньги, возможности и время, и потому она создала настоящую летнюю сказку в бледно-сиреневой и зеленой гамме, с добавлениями ярких цветов, однако без чрезмерности. Сама она надела сиреневое платье, а Норбер, окончательно вступивший в заговор с хозяйкой, помог подготовить для Раймона темно-зеленый костюм, и вместе они смотрелись потрясающе. Жанна видела, как восхищенно оглядываются вокруг гости, многих из которых она уже знала, и как освещаются радостью лица. Пускай радость показная (в некоторых случаях это точно было так), однако комплименты хозяевам высказывались непрерывно. Да и Раймон казался довольным. Хотя в то, что его в действительности волнует, как украшен дом, Жанна при всем желании поверить не могла.
Он казался сегодня другим – одновременно и более сосредоточенным, чем обычно, и более расслабленным. Жанна сначала не могла понять, чего не хватает в его лице – чего-то уже привычного, – однако затем ее осенило. Исчезло то хмурое напряжение, что раньше присутствовало постоянно. Разгладилась складка между бровей, и уголки губ приподнялись. Весьма похоже на улыбку! Вот так история. Может, следовало с бала начинать, а не с разговоров?
– А вы утверждали, что не любите увеселения, – заметила Жанна, когда выдался перерыв в прибытии гостей и к чете никто не подходил. – Но сейчас выглядите довольным.
– Да вы читаете в моем лице, как в книге, мадам! – иронично поклонился Раймон. – Но вы угадали. Я и вправду доволен. Я знаю большинство наших соседей и рад их видеть, а еще мне нравится, что вы устроили все без излишней пышности. Король не так давно умер, поэтому достойный траур все-таки следует соблюдать.
– О, так мне полагалось украсить зал черными лентами?
– Нет, это было бы слишком. Однако вы сумели так хорошо и легко все сделать, что даже такой чурбан, как я, смог оценить.
– Не называйте себя чурбаном, Раймон. Кто вам сказал подобное? А как же стихи, что вы однажды цитировали в своем письме?
– Ну, по правде говоря, я стянул у герцога книжку и переписал. Вы разочарованы?
– Нет, потому что вы лукавите, ваши рассуждения вас выдали тогда. Не смейте казаться хуже, чем вы есть, Раймон. Я вам этого не позволю.
Если шевалье де Марейль и имел что ответить на эту довольно самоуверенную фразу, он не успел: подошло очередное шумное семейство, почтившее прием своим присутствием, и слова, каковы бы они ни были, так и остались непроизнесенными.
Жанна решительно держала мужа под руку, теплую даже под двумя слоями ткани. Да, они с Раймоном прикасались друг к другу и прежде, но почему именно сегодня это прикосновение заставляет сердце биться быстрее, а румянец – окрашивать щеки? Эту сторону семейной жизни – тайных взглядов, разговоров только для двоих и маленьких касаний, которые замечаются и важны лишь двум людям, – Жанна еще почти не знала, но сегодня страстно захотела узнать. Она спокойно и, пожалуй, горделиво стояла рядом с высоким статным Раймоном, время от времени бросая на него взгляды исподтишка. Она смотрела на его собранные в хвост волосы: некоторые из прядей завились колечками, хотя специально шевалье де Марейль волосы не завивал, не то что придворные щеголи, – и понимала, что, пожалуй, готова согрешить и исполнить супружеский долг, несмотря на свою тайну. Пускай она не замужем за этим человеком, однако… Однако ей хотелось с ним быть. И чем ближе, тем лучше.
Гостям предлагались шампанское, вино и легкие закуски. Музыканты заранее настроили инструменты, а потому танцы могли начаться в любой момент. Но пока гости переходили от группы к группе, оживленно общаясь. Раймон выслушал множество историй, которые за время его отсутствия успели не только завершиться, но и порасти мхом, и многословных воспоминаний – это от представительниц старшего поколения. Престарелые тетушки и бабушки вспоминали родителей шевалье де Марейля, его самого, когда он был «всего на вот столько от пола», и Раймон принимал это серьезно, с неизменным выражением лица. Жанна не могла угадать, что он думает сейчас: сердится, выслушивая болтовню, которую, кажется, терпеть не может, или посмеивается, или просто философски ожидает, когда это завершится.
Не в последнюю очередь чета де Марейль подошла и к Бальдрику с Элоизой. Барон де Феш, которого Жанна до сих пор видела в повседневных костюмах (их Бальдрик демонстрировал дамам ровно два – черный и серый), сегодня из уважения к хозяевам оделся наряднее. Свет свечей переливался на драгоценных камнях, которыми был украшен его пурпурный камзол, а пряжки на начищенных сапогах сияли, будто два маленьких солнца. Пустой рукав, как всегда, аккуратно заправлен за пояс. В ярком костюме барон казался массивнее, и Элоиза в ее темно-сером наряде, которому она нечасто изменяла теперь, смотрелась рядом с ним довольно хрупкой. Однако эти двое явно были довольны обществом друг друга: когда Марейли подошли, Элоиза смеялась (дело довольно редкое), а Бальдрик говорил ей что-то беззаботным голосом, подбрасывая дрова в костер ее веселья.
Ознакомительная версия.
