— Ложись рядом, — выдохнула Фиона, придавленная телом Торна. — Ты такой тяжелый, викинг.
Торн нахмурился. Не таким ему представлялись первые слова Фионы, ставшей женщиной. Он полагал, что она скажет что-нибудь лестное о силе Торна, на худой конец — о его искусности в любви. Ведь в глубине души этот суровый викинг оставался большим ребенком.
Так почему же она не говорит о главном?
Это больно задело мужскую гордость Торна.
— Я знаю, что сумел доставить тебе наслаждение, — пробурчал он, скатываясь на бок.
Фиона покраснела, потянула на себя плащ и прикрылась им.
— Ты сделал мне больно.
— Иначе не бывает. Но признайся, эту боль с лихвой искупило наслаждение, о котором говорили твои стоны и крики. Я-то знаю, что так женщины стонут и кричат не от боли, а от наслаждения, которое я им даю. Ты обнимала меня и даже царапала плечи от страсти.
Фиона сердито прикусила губу. До чего же много он о себе воображает, этот викинг! На такие слова можно и не отвечать.
Но в глубине души она живо помнила ту волшебную молнию, что пронзила ее тело, — а ведь ее подарил Фионе Торн!
Да, будь Фиона порешительнее, она с наслаждением поговорила бы о своих новых ощущениях, но…
Но ей нужно было время. А пока что она даже не могла подобрать точное слово, чтобы вообще назвать то, чем они только что занимались с Торном.
Занимались любовью? При чем тут любовь, если этот викинг даже слова такого не знает? Для него то, что произошло, было просто вспышкой страсти, утолением похоти… совокуплением.
Фиона вздохнула. Непросто ей будет научить викинга любить. Но еще труднее самой полюбить человека, который видит в ней только объект для удовлетворения своей похоти…
Фиона продолжала молчать, и лицо Торна становилось все более и более хмурым. А может быть, он просто неправильно истолковывает ее молчание? Нет, вряд ли. Уж кого-кого, а женщин в своей постели Торн повидал предостаточно и прекрасно знает, как они себя ведут и что доставляет им удовольствие.
Фиона не похожа на них. А ведь он так хотел, чтобы она узнала, что такое настоящее наслаждение! И вовсе не потому, что боится ее черной магии, нет! Было в этой женщине что-то такое непонятное, заставлявшее его быть с Фионой нежным, каким он не был ни с кем и никогда.
— Ты ничего не хочешь сказать мне, Фиона? Тебе все еще больно? Ну, ничего, я позабочусь о тебе. Ведь я теперь твой муж, не так ли? Лежи спокойно, я сейчас вернусь.
Фиона с удивлением увидела, что Торн отрывает рукав от своей тонкой рубахи и совершенно голый с этим лоскутом выбегает за дверь.
Когда через пару минут Торн вернулся, с оторванного рукава капала вода.
— Дай-ка мне взглянуть, — сказал Торн и потащил с Фионы плащ, которым та укрывалась. Спокойно и уверенно раздвинул ей ноги. Фиона немедленно завопила.
— Что ты делаешь?
— Хочу посмотреть, нет ли разрывов.
— Нет! Не смей! Не так уж сильно ты меня и разворотил.
Она попыталась сдвинуть ноги, но Торн не дал ей сделать этого.
— Не дергайся. Я сейчас вытру кровь. Холодная вода быстро снимет боль, и тебе станет легче.
Фиона покраснела так густо, что даже ее шея стала малиновой.
— Нет, что ты. Нельзя. Это… это стыдно.
Лицо Торна застыло, сделалось жестким.
— Никогда не говори мне «нет», Фиона. Только я имею право решать, что хорошо и что плохо между нами.
Он уверенно прикоснулся холодной мокрой тряпицей к телу Фионы.
— У тебя нет разрывов, — с удовлетворением отметил Торн, продолжая орудовать мокрой тряпкой.
— А я и не говорила, что они есть, — сквозь зубы процедила Фиона.
Торн погладил внутреннюю поверхность бедер Фионы кончиками пальцев и неожиданно сказал, глядя на свою жену загоревшимися глазами:
— Знаешь, я снова хочу тебя, Фиона. Каким колдовством ты переполнена, что меня так тянет к тебе? Если ты меня не избавишь от этого наваждения, я умру или сойду с ума от постоянного болезненного желания обладать тобой.
— Зачем ты все время обвиняешь меня в колдовстве?
— Говори что хочешь, но я-то знаю, что я теперь не тот человек, каким был до встречи с тобой. Гром и молния! А ведь я — викинг! Нас не так-то легко переделать.
— Я не вижу никаких таких особенных изменений, — пробурчала в ответ Фиона. — У кого хватит сил убедить в чем-нибудь такого упрямца?! Нет, я умею лечить болезни и раны — и больше ничего.
Глаза Торна лукаво блеснули.
— Исцели меня, ведьма. Утоли страсть, что распирает меня. Дай мне снова войти в тебя. Очисти мое тело и душу от своего заклятия. Я хочу снова стать самим собой.
Торн медленно повернулся, и, опираясь на локти, навис над телом Фионы.
— Торн, прошу тебя…
— Иди ко мне!
И вновь последовала безумная скачка! Фиона потеряла способность размышлять о чем бы то ни было.
В ту ночь Фиона мало поспала. Каждый раз, когда Торн переворачивался во сне, она просыпалась. Викинг был таким огромным, а она рядом с ним такой крошечной!
Спустя какое-то время Фиона вновь забывалась чутким сном, чтобы вновь проснуться при первом движении Торна.
Под утро ее разбудили его руки, нежно и требовательно сжимавшие ее грудь. Фиона окончательно проснулась, и вскоре расщелина между ее ногами стала достаточно влажной, чтобы безболезненно принять в себя Торна.
Она успела только ахнуть от удивления, когда Торн подхватил ее за талию и легко вскинул на себя, усадив сверху.
Потом Фиона уснула и крепко проспала все утро, пока не вернулся уходивший куда-то Торн.
— Нам пора, — сказал он.
Фиона внимательно всмотрелась в его лицо. Сегодняшним утром викинг выглядел как-то по-новому, не так, как обычно. Он не был похож на того человека, который был так нежен с нею прошедшей ночью. Не был он похож и на себя вчерашнего, позавчерашнего — метущегося, несколько растерянного. Перед Фионой стоял настоящий викинг — неустрашимый, твердый воин, жестокий боец.
Фиона села в постели, прикрывая плащом грудь.
— Я хочу искупаться, — сказала она. Ее ноздри явственно чувствовали пропитавший все ее тело запах — резкий, острый запах плотской любви.
— Я уже искупался в фьорде, — ответил Торн. — Вода холодная, но зато прекрасно освежает.
Фиона молча завернулась в плащ и вышла на берег — попробовать воду. Торн был прав. Вода оказалась холодной, но до чего же приятно было плескаться в ней! Она действительно освежала, остужала тело Фионы, помнящее горячие ласки мужских рук и губ. Вода холодила тело, но не могла остудить возбужденные мысли.
— Вылезай на берег! Простудишься! — крикнул ей Торн.
Он стоял на берегу и держал наготове плащ, чтобы укутать им Фиону. Она выскочила из воды и оказалась в крепких объятиях викинга. Торн плотно укутал Фиону плащом, прижал ее к себе, и она почувствовала сквозь тонкую ткань, как напряглась — в который уже раз за последнее время — его плоть.
