какую он любил больше всего на свете.
Он поведал Наби, который никогда не бывал в пустыне, о том, что она — вовсе не угрожающее, давящее, мрачное и враждебное в своей наготе пространство: это нечто, поражающее воображение; безбрежная, вольная, полная неисчерпаемых загадок страна. Край, где царит вечное солнце, чьи лучи пронзают легкие, сердце, кровь и мозг. Мир, в котором время течет по-другому, где человек затерян среди песков и вместе с тем слит с окружавшей его стихией.
Однажды Идрис заметил, что Наби грустен и странно рассеян. На уроке он путался в ответах, чего еще никогда не случалось. Идрис долго выпытывал у товарища, что случилось, и наконец тот признался:
— Отец второй месяц не присылает плату за обучение. В прошлый раз муаллим Ризван позволил мне остаться, а что будет сейчас, даже не знаю.
— Ты не должен покидать школу, ты самый лучший! — взволнованно произнес Идрис.
Наби слабо улыбнулся.
— И все-таки здесь никого не учат бесплатно.
— Почему даже в масхабе все решают не способности, а деньги?
— Потому что так устроен наш мир.
Идрис задумался, а после достал из-под циновки мешочек и пересчитал то, что дал ему отец на карманные расходы. Чего у жителей пустыни никогда не бывало много, так это денег, потому их следовало беречь. И все-таки юный бедуин сказал товарищу:
— Давай я одолжу тебе нужную сумму?
— А если я не сумею отдать?
— Сейчас главное, чтобы ты остался в школе, а там будет видно.
— Нет, я не могу.
— Разве ты не хочешь учиться?
Глаза Наби заблестели.
— Очень хочу!
— Мне кажется, ради этого ты готов на все что угодно!
— Да, правда.
— Тогда почему ты не желаешь принимать помощь?
— Ты не хочешь ни от кого зависеть, так? Вот и я тоже.
— Это не зависимость, это просто дружба.
— Я сделаю это, если у меня не будет другого выхода, — с теплотой и одновременно грустью произнес Наби.
— Помнишь, — промолвил Идрис, — учитель сказал, что в жизни каждого человека есть желания, от исполнения которых зависит, будет ли его душа полным или пустым сосудом? Мне кажется, ты просто не сможешь без всего этого: уроков муаллима Ризвана, письма и книг.
— Да, не смогу.
В тот же день, в короткий перерыв между уроками, к Идрису неожиданно подошли Максуд и Якуб. Наби куда-то отошел и, воспользовавшись этим, мальчишки заявили юному бедуину:
— Зря ты с ним связался! Лучше иди к нам. Мы готовы тебя принять. А если останешься с этим оборванцем, всегда будешь один.
— Умный человек богаче любого имущего. С помощью золота никогда не сделать того, на что способен разум, — ответил Идрис, глядя им в глаза.
Максуд и Якуб усмехнулись.
— Значит, ты не умный. Или просто мало знаешь. Этот парень вовсе не такой, каким кажется. И не говори, что мы тебя не предупреждали.
Они повернулись и удалились, о чем-то перешептываясь.
После уроков Идрис направился к муаллиму Ризвану. Никто не осмеливался нарушать покой учителя без веской причины. Но Идрис был полон решимости.
Муаллим Ризван сидел на коврике, скрестив ноги. Перед ним лежала книга, но он не читал, потому что его глаза были неподвижны. Идрису почудилось, будто наставник пребывает в некоем тонком, тайном, загадочном мире, таким одухотворенным казалось его лицо. Мальчик вспомнил, как учитель утверждал, будто человек способен испытывать состояния, которые нельзя передать словами, коим можно только внимать. И тут же подумал, что нечто подобное посещало его только в пустыне.
Идрис попятился, собираясь уйти, и в этот миг муаллим Ризван посмотрел на него.
— Что тебе надо? — спросил он, мгновенно превращаясь из таинственного мудреца в земного наставника.
— Я… я собирался узнать, нельзя ли мне заплатить за обучение Наби?
— С чего бы вдруг?
— Я знаю, что у него не хватает денег. Если вы позволите…
Низко поклонившись, Идрис остался стоять, потупив взор, как того требовали нормы послушания. Некоторое время муаллим Ризван пристально разглядывал юного бедуина, а потом обронил:
— Наби внес плату.
Мальчик встрепенулся.
— Он сам?
— Да. Сказал, что деньги передал отец. Так что ты зря беспокоишься.
Вновь поклонившись и пробормотав извинения, Идрис вышел. Он чувствовал себя растерянным. Что-то явно было не так, но пока он не мог понять, что именно.
Сидя в отведенной им комнате, Наби занимался своим любимым делом: постигал тайны слов.
— Смотри, — воодушевленно заявил он приятелю, — «таарик» — это и «поздний посетитель», и «ночной гость», и «утренняя звезда», «тарик» — и «путь», и «дорога», а «ан Тарик» — «путем», «посредством» и «через». Ты улавливаешь связь?
Идрис присел рядом, не отвечая на вопрос, ибо сейчас его волновало совсем другое.
— Ты заплатил за обучение? — спросил он.
— Ах, да! — произнес Наби. — Я забыл тебе сказать.
— Отец прислал деньги?
— Да, передал через знакомого человека: он и прежде часто так делал, — ответил мальчик и вновь погрузился в чтение.
Идрису почудилось, что Наби хочет поскорее прекратить разговор о деньгах.
Когда друга не было в комнате, что-то заставило юного бедуина заглянуть под циновку, и он с изумлением увидел, что мешочек с деньгами исчез. Идрис не знал, что подумать, его била дрожь. Он не мог заставить себя спросить у приятеля, не знает ли тот, куда подевались деньги, как не считал возможным сообщить об этом наставнику. А если тот подумает на Наби? А если мешочек украл действительно он?! Нет, это было немыслимо!
Весь день его терзала душевная боль не столько от потери денег (хотя Идрис знал, что без них ему придется нелегко), сколько от сомнений, которые поселились в душе.
Никогда прежде Идрис так сильно не желал очутиться в пустыне, постоять на краю оазиса, молча глядя на горизонт и чувствуя, как в душу проникает тишина. Находясь в песках, человек не способен запутаться в иллюзиях и грезах. Пустыня не терпит лжи, ее единственным обманом может стать только мираж.
Вечером, когда другие мальчишки резвились во внутреннем дворе, юный бедуин неподвижно сидел в углу, прислонившись к нагретой дневным солнцем каменной стене, и размышлял. Жители пустыни лучше, чем кто-либо, осознавали ценность простых вещей и истинных чувств. Но его влюбленный в книги сосед тоже прекрасно разбирался в этом. Потому они и понимали друг друга, и поэтому Идрис не мог поверить в то, что Наби способен предать дружбу.
— Эй, чье это? — послышался крик, и мальчик вздрогнул.
Посреди двора стоял Максуд и размахивал небольшим мешочком, тем самым, в каком недавно хранились принадлежавшие Идрису деньги.
Юный бедуин подошел к сыну эмира.
— Где ты его взял?
— Он валялся под деревом.
