Графиня взяла трость, поднялась и медленно подошла к стоявшему в углу на подставке бюсту Елизаветы. Это было позднее изображение, и выражение лица было строгим. Женщина, изваянная скульптором, перенесла худшую из бед: смерть сына. Прекрасное лицо над высоким, до ушей, воротником, хранило отпечаток боли, но в то же время светилось гордостью, даже высокомерием. Лицо человека, которому уже нечего терять, не боящегося ни судьбы, ни смерти. Старая дама ласково прикоснулась к мраморному плечу.
– Эльза просто молится на нее, и, я знаю, ей доставляет удовольствие подчеркивать сходство, но она прячет лицо не только из осторожности. Она и не знает, что это такое. Не спрашивайте у меня причину, я все равно не скажу.
– Как хотите. Вам известно, что ее считают дочерью императрицы и Людвига II Баварского?
– Смешно! Достаточно сопоставить даты. В 1888 году, когда появилась на свет Эльза, наша государыня уже не способна была родить.
– Отлично знаю, но все-таки Эльза из императорской семьи! А ведь есть мечты народа, особенно живучие среди венгров, никогда не перестававших чтить память той, которая была их королевой, и, наоборот, есть люди, которые поклялись стереть с лица земли всякий след ненавистной династии – из тех, кто убил Рудольфа в Майерлинге, саму Елизавету в Женеве, Франца-Фердинанда в Сараеве, не говоря уж о мексиканцах, расстрелявших Максимилиана. У них свои резоны, но я знаю людей, задумывающихся о том, была ли болезнь, унесшая в прошлом году молодого императора Карла, действительно болезнью...
– Как глупо! Бедствия, нищета, разрушенное здоровье – разве этого не достаточно? Проклятие – да, возможно, но в убийство я не верю. Тем более что после Карла осталось восемь детей. С их матерью, императрицей Зитой, с эрцгерцогинями Гизелой и Валерией, не считая дочери Рудольфа, – слишком много еще живых, слава богу, принцев и принцесс!
– Думайте как хотите. Во всяком случае, полицию известили, вашу подопечную разыскивают, и если вы не примете мер предосторожности...
Вот уже пятнадцать лет, как я принимаю эти меры против единственного известного мне врага: тех, кто жаждет завладеть ее драгоценностями – ее единственным достоянием. Никто не знает, где она живет, кроме меня и ее охраны. Что же до трех ее поездок в Вену, то всякий раз она ехала ночью...
– Но она живет у вас? Ваши слуги...
– Вне всяких подозрений, я знаю их долгие годы. Можно сказать, что они члены моей семьи. В конце концов, чего вы добиваетесь? Чтобы я убедила Эльзу не покидать ее убежища? Я делаю для этого все возможное, потому что последнее путешествие прошло не совсем гладко. Но не думаю, чтобы я в этом преуспела: когда возрождается мечта, которая считалась погибшей, от нее трудно отказаться. Особенно ей: ее разум воспринимает лишь то, что связано с ним, до остального ей нет дела. Ее жизнь, дорогой Александр, – сплошное ожидание, надежда снова увидеть того, кто двенадцать лет назад подарил ей серебряную розу и предложил руку и сердце...
– Она надеется разыскать его? Через двенадцать лет? Просто невероятно!
– Не так уж невероятно, если знаешь ее натуру. Ее история не банальна. Она началась в 1911-м, в вечер премьеры «Кавалера роз». Там она познакомилась с молодым дипломатом, Францем Рудигером. Для обоих это была любовь с первого взгляда. Назавтра он явился к ней, подарил знаменитую серебряную розу, и они обручились. Увы, через несколько дней Рудигер должен был уехать: Франц-Иосиф посылал его с важным поручением в Южную Америку. Командировка была такой долгой и трудной, что, если бы не два или три письма из Буэнос-Айреса и Монтевидео, мы бы решили, что он мертв.
– Командировка в Южную Америку? Ну и ну! А вы не знаете, зачем?
Когда император отдает приказ, вопросов не задают. Вам полагалось бы это понимать. Как бы то ни было, Рудигер вернулся в Европу в начале войны. Мы были здесь, он едва успел ступить на венские мостовые, а добраться сюда, до нас, времени уже не хватило. Эльза получила два письма, потом молчание длилось месяцы. Я узнала, что капитана Рудигера считают без вести пропавшим. Отчаянию его невесты не было границ. Потом, однажды вечером, года полтора назад опять пришло письмо. Рудигер оказался жив, но очень плох. Он был тяжело ранен и, как говорилось в письме, сильно страдал. Он желал знать, свободна ли еще Эльза и любит ли она его. Если да, он назначил ей две даты встреч: на первом и на последнем в сезоне представлении «Кавалера роз». Если он не сможет выздороветь к первому, то приложит все усилия, чтобы быть на последнем...
– Почему было просто не дать ей свой адрес?
– Поди знай! Мне все это показалось странным, но Эльза была так счастлива, что у меня не хватило духа ее удерживать. Вот тогда я и предупредила вас, чтобы, насколько возможно, избежать для нее затруднений, и благодарна за помощь. Рудигер в Опере не появился и прислал последнюю записку с тысячью извинений и словами любви: он еще слишком слаб, но клянется, что будет на спектакле 17 октября. Мне пришлось снова уступить, хотя из-за моего несчастного случая я не могла сопровождать ее. Надо, чтобы эта поездка стала последней. Мне необходимо уговорить ее.
– А если опять придет письмо?
Я ей об этом даже не скажу. Почту приносят сюда, и я первой разбираю ее. Понимаете, я убеждена, что последняя записка была ловушкой. Можете успокоить господина Шейпеля, в моей ложе больше не появится живая загадка. Возвращайтесь в Вену с " легким сердцем!
– Минутку, я еще не закончил. Скажите мне, Валерия, почему, имея такие обширные связи по всей Европе, начиная с меня самого, вы даже не попытались узнать побольше об этом Рудигере?
– Нельзя сказать, что такая мысль не посещала меня, – вздохнула графиня, – просто я люблю Эльзу и не хотела идти против ее воли. А она противилась моим попыткам рассеять тайну, окружающую ее любимого. Поймите, Александр, она, как и ее мать, страстная поклонница Рихарда Вагнера, и ее не зря зовут Эльзой!
– Понимаю: она принимает своего Рудигера за Лоэнгрина и боится, что задай она запретный вопрос – Лебединый рыцарь исчезнет. К тому же фамилия этого человека – Рудигер, как у маркграфа Бехеларена, а это имя возвращает ее к «Кольцу Нибелунгов» и опять-таки погружает в фантастический мир Вагнера. Слишком много она мечтает, ваша протеже, Валерия!
– Мечта – это все, что ей осталось, и я пытаюсь не отнимать у нее эту мечту чересчур грубо!
– В этом смысле она – достойная наследница... Но я, в ком нет ни капли романтической крови Виттельсбахов, все-таки попробую выяснить, что за личность этот Рудигер. Если он в прошлом был дипломатом, должны остаться какие-то следы. Впрочем...
Тот, кого называли Александром, положил сигару в пепельницу, поудобнее устроился в своем кресле и, соединив кончики пальцев, задумался, как показалось Альдо и Адальберу, ноги которых уже начали сводить судороги, на целую вечность.
