— И все же я ловлю себя на том, что мне хочется верить во все, что ты сказал.
Масса гладких и удачных ответов, которые подошли бы для любой женщины, немедленно пришли ему на ум, но вместо этого он просто сказал: «Хорошо». Так как эта женщина была слишком важна для него, для всего его существа. Очаровывать ее стандартным набором фраз было неуместно. Все слишком неустойчиво, не стоило рисковать.
— «Хорошо»? И ничего больше от мужчины, считающегося самым непостоянным в Париже? — Она пристально, критически вглядывалась в него. Его простой ответ она восприняла как самоуверенный. — Неужели я, по крайней мере, не заслуживаю…
— Дейзи, пожалуйста… — мягко перебил он. Ее гнев вдруг улетучился, глаза встретились с его глазами.
— На этот раз это для тебя не игра, правда? — выдохнула она, переполняясь необъяснимой радостью и в то же время опасением. Слишком много значил он для нее. Но она помнила, что отдавала большую часть своего сердца человеку с неважной репутацией.
— Нет.
— Мне страшно.
— Я могу изменить это, — глаза его были соблазнительно, волшебно зелеными.
— Да, тебе это очень легко. Я знаю, ты можешь, но я очень практична, Этьен, мне нужно будущее и вне твоей спальни.
Он не знал, что и ответить. Вернее, знал. Он совсем недавно осознал тот факт, что нужно чтото делать со своим браком.
— Я поговорю с Шарлем.
— О чем, Этьен? — Господи, как будто он не знает чегото, что знаю я?
— Я собираюсь поговорить о разводе.
Дейзи обомлела, но все же сумела выговорить:
— Я что, выгляжу такой наивной? — Удивляясь сам себе, Этьен попытался полностью осмыслить свои слова. И, подумав, он вдруг понял, что это были не просто слова, а осознанное решение. Единственное, что он обязан был сделать, — в первую очередь поговорить с Изабель.
— Нет, дорогая, никто не примет тебя за деревенскую простушку. — Он улыбался и был откровенно рад принятому решению. — Это надо было сделать много лет назад.
— Этьен, ты трезв? — внезапно она усомнилась, не действие ли ликера сказывается на его странном поведении. Она ведь едва знала его, за исключением двух наполненных страстью дней, проведенных вместе.
Его семья была родовита, как сама Франция. Семья Изабель тоже. Их брак был браком по расчету. Герцог де Век не мог игнорировать тысячелетнюю традицию.
— Помоему, не совсем.
— Я так и знала. — Теперь нашлось разумное объяснение его сумасбродству.
— Я слишком легкомысленно влюблен, чтобы быть трезвым.
— Ты сумасшедший.
— Наверное.
— Ну спасибо, — сказала Дейзи, недовольная таким ответом.
— Принимай решение, дорогая, — мягко предложил герцог.
Он был мечтой любой женщины, и Дейзи не была исключением. Она была достаточно честна сама с собой, чтобы признать ту радость, которую он принес в ее жизнь.
— Может, мы начнем все сначала? Я признаю, что ты очаровал меня.
Он блаженно улыбнулся. Она решила не замечать улыбки, пытаясь вести себя строго, как обычно.
— Я думаю, почему бы нам не оставаться друзьями, пока я в Париже.
— Друзьями? — его глубокий голос перешел в шепот.
Их взгляды встретились.
— Тогда любовниками. Это лучше?
— Намного лучше, — ответил он. Дейзи вздохнула:
— Почему все так сложно?
— Я могу ответить только за себя. Со мной это происходит изза любви к тебе. Я словно оказался в новой, неизвестной стране. И я импровизирую, осваивая ее.
— А я не хочу влюбляться. По крайней мере, в тебя. Он пожал плечами, понимая, о чем она думает. До встречи с Дейзи и он не верил в любовь.
— Что ж, давай примем наши отношения на уровне чисто физического влечения, — сказала она, будто слова могли ее спасти.
— Как скажешь. — Он был практичным человеком, но ему не с чем было сравнивать то новое чувство, которое он испытывал к Дейзи. — Как долго ты будешь в Париже?
— Еще месяц, самое большее. — Дрожь удовольствия прошла по ее телу при мысли о «чисто физической» близости с герцогом. — А возможно, две недели, — добавила она. Собственная неуместная реакция встревожила ее.
— В таком случае у нас совсем немного времени, — произнес Этьен, задергивая штору. — Что ты делаешь?
Ее вопрос уперся в невинный взгляд герцога.
— Предлагаю тебе немного уединения, — ответил он мягко, — для наших чисто физических взаимоотношений. — Он лениво ухмыльнулся. — Еще полчаса езды до Кольсека.
— Я думала, вы менее примитивны, — уничижительная интонация в прошлом всегда оказывала ей хорошую услугу.
— Дорогая, ты забыла, я путешествовал по всей Европе, верхом объехал полмира. Я довольно уютно себя чувствую и вне роскоши. — В его голосе чувствовались веселые нотки, когда он обратился к ней: тебе помочь снять корсет?
— Я не ношу корсет.
Ее раздражала его снисходительная небрежность, огорчала собственная влюбленность в смуглого, страстного человека, который развалившись сидел перед ней. Больше всего ее огорчало то, что он не оченьто запомнил то время, которое они провели вместе, если он не помнит, носит она корсет или нет. Без сомнения, в его прошлом было слишком много корсетов.
— Прости меня, я просто пошутил, я отлично все помню.
— Не может быть, — ядовито ответила Дейзи. — Неужели вы способны выделить когото конкретно из той массы женщин, которые прошли через вашу жизнь?
— Соблазнять женщин было моим призванием с юных лет, — ответил он, стараясь задеть ее, что доставляло ему удовольствие, — я очень компетентен в этом вопросе и горжусь собой.
— Вот как? — сказала она, а затем негодующе произнесла: — Я передумала, не смейте ко мне прикасаться, черт бы вас побрал!
Но негодование только подогрело ее кровь и воображение. Она вообразила себе «компетентность» герцога, и это возбудило ее еще больше.
— Я серьезно говорю, — добавила она тоном обиженного ребенка.
Герцог проигнорировал капризный тон, зато обратил внимание на ее раскрасневшиеся щеки и прерывистое дыхание. Когда она произнесла: «Не утруждайте себя», в то время как он начал расстегивать жакет, он только улыбнулся и сказал:
— Это не обременительно. После всего этого мы пойдем купаться, чтобы ты остыла.
Она наблюдала, как он снимал жакет, расстегивал пуговицы тонкой шелковой рубашки, с ленивой грацией являя прямую противоположность ее возбужденному состоянию. Она отпрянула назад настолько, насколько позволяла глубина экипажа. Этьен стянул с себя рубашку. Его широкие плечи не давали ей покоя, находясь в опасной близости, ее глаза пробегали вдоль твердой, мускулистой груди.
— Может, попросить Гильома ехать помедленней? — спросил он. И, когда она не ответила, с улыбкой добавил: — Ax да, я забыл, ты выросла верхом на лошади. — Он нагнулся, чтобы снять свои дорожные сапоги, и задвинул их под сидение. — Чтобы не путались под ногами, — объяснил он, словно она о чемто его спросила.
