— Доброе утро, — проговорила она, едва сдержавшись, чтобы не вскочить и не убежать.
Эйдан приподнялся на локтях.
— Извини, дорогая. Я собирался уйти перед рассветом. Твои соседи...
— Нам придется быть осторожнее. Парочка щекочущих нервы слухов — это одно, но скандал, который разразится, если заметят тайком выходящего мужчину...
— Прости, — повторил он.
— Я же сама попросила тебя остаться, Эйдан.
Он начал было садиться, но замешкался.
— Да, — тихо сказал он. — Так и было. И ничто не могло заставить меня уйти.
Кейт попыталась сдержать улыбку и не сумела.
— Так уж ничто?
Эйдан нахмурился, когда она протянула ему чашку кофе.
— Кроме встречи с судостроителем в девять, но, возможно, я отправлю Пенроузу записку, чтобы тот перенес ее.
Когда она присела на край кровати, Эйдан прислонился спиной к стене и воззрился на нее.
— Достаточно и того, что ты остался на ночь.
Его взгляд был столь же горячим, сколь и настороженным.
— Признаться, мне этого мало.
Кейт опустила голову и улыбнулась. Да, в его глазах точно горела страсть. А в ее жилах, определенно, бьется горячая кровь. Пульс выбивал стаккато, побуждая ее быстрее встать на новый путь.
— Мне тоже, — прошептала она. — Не будем спешить. Хорошо?
Когда Кейт подняла глаза, взгляд его был острым как лезвие. Как будто он хотел разрезать швы ее одежды и снять ее, оставив Кейт нагой.
— Ты права, — сказал Эйдан так мягко, что слова поплыли к ней как на облаке. — Я впервые оказался в такой ситуации.
— В какой?
— Встречаю рассвет в женской постели.
Да нет, этого не может быть. Она покачала головой.
— Я спал всю ночь, — он еще больше понизил голос, — только в твоей постели. А это, согласись, большая разница.
Он был близок с другими женщинами. Какое же сомнение? Но она поняла, что Эйдан хочет ей сказать, какую мысль подчеркнуть. Они были ему слишком безразличны, чтобы проводить ночи в их постелях. Но он сделал исключение для нее.
«Эйдан может быть моим!» Осознание этого внезапно и неистово завладело ею. «Он может принадлежать мне. И только мне!»
Кровь забурлила в жилах. Она хочет его. И ей не надо принимать никаких других решений, помимо этого. Просто надо сказать ему: спать в одной постели неплохо, но то, что этого для них обоих достаточно, — ужасная ложь. И если она хочет отдаться ему, то сейчас самое время. Он сам сказал, что скоро уезжает в Лондон. Может, даже завтра. Но сейчас он здесь, в ее постели.
— Я все поняла, — прошептала она, — разница есть.
Никакие силы мира не могли убедить ее в эту минуту встретиться с ним взглядом. Она смотрела, как расширилась его грудь от глубокого вдоха. Кейт захотелось дотронуться до нее.
Она заставила себя поднять глаза, чтобы встретиться с расплавленным зеленым жаром его взгляда. А потом тихо сказала:
— Еще только семь. Не хочешь еще немножко полежать?
В глазах его промелькнуло замешательство, но он не спросил, что она имела в виду, а молча отдал ей полупустую чашку и, соскользнув ниже, опустился на подушку.
Кейт не стала раздумывать, иначе страх остановил бы ее. Она положила ладони ему на грудь и широко растопырила пальцы.
Ребра его приподнялись, когда он вздохнул. А потом медленный, долгий выдох, казалось, длился до бесконечности. Губы приоткрылись, глаза вопросительно потемнели. Он не знал, чего она желает от него, и ей было понятно его колебание. Она и сама не знала, чего хочет, если не считать восторга ощущений его кожи у нее под пальцами.
Кейт скользнула ладонями вниз, ощущая тепло, контраст гладкой кожи и жестких волосков. Еще ниже, по мышцам живота, которые дернулись от ее прикосновения.
Ее напряженные плечи мало-помалу расслаблялись по мере того, как восторг все больше охватывал ее. Он такой горячий. Такой живой. Ее ладони странствовали по всему его торсу от живота до плеч, через углубление под грудиной, выпуклость мускулов и стальную твердость ребер.
Она так увлеклась своими изысканиями, что чуть не забыла, что он здесь, живой, горячий, страстный мужчина. Даже не заметила его участившегося дыхания и крепко стиснутых рук.
— Кейти, — наконец выдохнул он.
Заморгав, она стряхнула с себя оцепенение, увидела неподдельное страдание у него на лице и улыбнулась.
— Ты прикоснешься ко мне, Эйдан?
— О Боже, — простонал он и взял ее лицо в ладони.
Потянул вниз, уложив на себя, и подвел ее губы к своим.
Кейт застонала, когда его язык проник к ней в рот. Она подтянулась повыше, чтобы было удобнее, и поцеловала его со всей неуемной жаждой, которая бурлила в жилах. Эйдан пил с ее губ с таким же лихорадочным пылом.
Ладони его заскользили по плечам, по спине, к бедрам. Она оперлась коленями по обе стороны от него, и тело ее сделалось тяжелым и горячим. Каждая мышца, каждый дюйм кожи пылали, когда его язык сплетался с ее языком в ритме, который она хорошо знала. В ритме, которого хотела.
Кейт потянулась к юбкам, чтобы поднять их повыше. Устроившись на нем основательнее, прервала поцелуй и села.
Вид его, лежащего под ней, был подобен удару в солнечное сплетение. Лицо его раскраснелось, глаза блестели. Выражение лица показалось ей удивительной смесью нежности и мужественности. И выше края ее юбок он был обнаженным и таким неотразимым.
Твердо настроенная не потерять своей решимости, Кейт сдвинулась ниже и потянулась к ширинке у него на брюках.
— Нет, — сказал он, заставив ее вздрогнуть. — Это будет не так. Не в этот раз.
— Что... — начала она, но Эйдан снял ее с кровати.
— Нет, — сказала она, когда он тоже встал.
Но потом он повернул ее и взялся за пуговки утреннего платья.
— Ох, — выдохнула она. — Я могу сама.
— Я помогу.
Это простое слово заставило ее руки замереть. Она наблюдала, как он не спеша расстегнул пуговку за пуговкой, потом стащил платье с плеч и освободил руки из рукавов. Она воззрилась на бледную кожу над белой шемизеткой. Платье соскользнуло вниз, веером упав вокруг ног. Корсет был зашнурован не туго, чтобы Кейт могла сама застегнуть крючки. Эйдан высвободил один крючок.
— Подожди, — прошептала Кейт.
Она так давно не смотрела на свое тело, и сейчас до нее дошло, какой неудачной была эта мысль.
Его руки замерли.
— Что случилось?
— Здесь так... так светло.
— Ох, Кейти, — пробормотал он. — Закрой глаза.
И она послушалась только потому, что не хотела, чтоб это останавливалось.
Она держала глаза закрытыми, пока последний крючок не оказался расстегнутым. Потом крепко-крепко зажмурилась, когда его руки стащил и бретели ее сорочки вниз. Когда он развязывал тонкую завязку панталон, костяшки его пальцев прижались к голой коже живота, и ее охватила дрожь. Простая хлопковая ткань ласкала бедра, соскальзывая на пол.
