Эмили не услышала ни шороха, ни звука, и вдруг на ее плечо легла тяжелая рука. Лахлан повернул пленницу к себе лицом, однако она не захотела взглянуть на обидчика и отвела глаза.
Он вздохнул.
Эмили спросила себя, чего же хочет на самом деле – раздражать и злить вождя или все-таки попытаться что-нибудь разузнать о подруге. Победило беспокойство.
– Вы сегодня видели Кэт?
– Если разговариваешь со мной, то смотри прямо в глаза.
Эмили на мгновение задумалась и упрямо выпрямилась.
– Не хочу.
– А ответ на вопрос хочешь получить? В таком случае придется подчиниться.
Новости казались существеннее гордости, а потому повиновение не заставило себя ждать. Эмили посмотрела на самолюбивого шотландца и вздохнула. Как же он красив! Что за ошибка Создателя? Разве может такой красивый человек обладать черным, жестоким сердцем?
– Нет, – коротко произнес вождь после секундной паузы. В глазах пленницы мелькнуло неподдельное изумление.
Наверное, она ослышалась.
– Вы ее не видели?
– Нет, – спокойно повторил Лахлан.
– И заставили меня смотреть на вас лишь для того, чтобы я получила этот пустой ответ? – Изумление сменилось возмущением.
– Не повышай голос.
– Но ведь вы меня обманули, одурачили.
Лахлан пожал плечами:
– Не следовало вести себя так вызывающе.
– Интересно, почему же?
– Потому что я твой господин.
– Но ведь я не принадлежу к вашему клану. Меня похитили, взяли в плен. Так с какой же стати вы теперь ждете любезностей?
– Ты обязана проявлять почтение.
– Ничего я не обязана.
Странно, но вождь не разозлился. Всего лишь покачал головой и странно улыбнулся. Неожиданная улыбка подчеркнула красоту мужественного лица и вдохнула новое обаяние.
– Самые неустрашимые из воинов не осмеливаются разговаривать со мной таким тоном. А ты, малышка, словно ничего не боишься.
– Не боюсь. Вас не боюсь.
– Что правда, то правда. – Казалось, обстоятельства забавляли грозного воина. – Полагаю, не увижу Кэт и Друстана по крайней мере еще пару дней, – неожиданно добавил он.
– Должно быть, вы шутите?
– Ничуть. Серьезен, как никогда.
– Бедная Кэт. Ее постигла ужасная судьба.
– Ничуть не ужаснее, чем судьба любой другой женщины.
– У Кэт не было выбора!
– Большинство женщин не выбирают, за кого выходить замуж.
– Это совсем другое дело!
– В чем же разница?
– За нее все решали вы.
– Интересно, а первого мужа твоя подруга выбрала самостоятельно? – В голосе звучало откровенное сомнение. – И выбирала ли ты, когда приехала в нашу страну, чтобы выйти замуж за Талорка?
Что и говорить, выбора не было… особенно если она стремилась спасти сестру от неминуемых мучений.
– Нет. – Эмили вздохнула. – Кэт рассказывала о первом замужестве. Супруга ей выбрал брат.
– Ну вот видишь, – удовлетворенно произнес Лахлан. – Первый брак устроил брат – он же вождь и господин. А теперь новый вождь и господин выбрал второго мужа. Никакой разницы.
– Разница огромная! – Неужели он настолько упрям, что сам не понимает? – Она же оказалась в новом клане не по своей воле!
– А в клане Синклеров – по своей воле?
– Она ведь родилась в клане Синклеров!
– Ну и что? А вот теперь оказалась в клане Балморалов.
Вождь хотел показать, что в обоих случаях Кэт не распоряжалась собственной долей. Какая-то логика в странном рассуждении, конечно, присутствовала, и все же Эмили чувствовала изъян, хотя и не знала, как его объяснить.
– Вы пытаетесь меня запутать.
– Ничуть. Просто стараюсь показать правду.
– И в чем же заключается правда?
– В том, что, выдав Кэт замуж, я не сделал ровным счетом ничего предосудительного.
– Но ведь вы сказали, что мое мнение по данному вопросу не имеет значения.
– А я передумал. Хочу, чтобы ты перестала считать меня чудовищем.
– С какой стати?
Балморал посмотрел так, словно собирался прожечь пленницу взглядом.
– Вчера вечером ты не притронулась к обеду, а сегодня отказываешься от каши.
– Ну и что?
– Ты должна есть. Это приказ.
– А если вдруг ослушаюсь? Каким образом вы заставите меня подчиниться? Затащите к себе в постель, как последнюю шлюху?
Эмили и сама не понимала, как смогла вымолвить подобную непристойность. Но вождя, судя по всему, тема нисколько не смутила.
– Моя постель не сделает тебя шлюхой! – прорычал он.
– Неужели? А как же в таком случае в Хайленде называют женщин, доступных не только супругу?
– Таких женщин обычно называют сговорчивыми.
Эмили с трудом верила собственным ушам.
– Как вы могли сказать такое!
– Запросто. Я же не англичанин, чтобы думать одно, а говорить совсем другое.
– И хватило же дерзости!
– Говорю что хочу и делаю что хочу. Я здесь господин.
Лахлан произнес эти слова так гордо и самоуверенно, словно был не вождем одного из множества кланов, а по крайней мере шотландским королем.
И все же ее королем он не мог себя назвать. А потому Эмили презрительно фыркнула и отвернулась.
– Если хочешь увидеть Кэт, ешь как следует.
– И это вся угроза? – Собственно, он мог и не заставлять. Она всего лишь ждала, пока незваный гость уйдет. И все же в чем-то он прав: каша действительно совсем остынет, если ее немедленно не съесть.
– Если этой угрозы достаточно, чтобы заставить тебя поступать разумно, то других не последует.
– А я и не знала, что в тюрьме следует поступать разумно.
Однако Эмили все равно собиралась вести себя хорошо, а потому уселась на кровать и прилежно принялась за еду. Лахлан подошел и не слишком учтиво поставил ногу на край кровати.
– Ты не в тюрьме.
Эмили старалась не смотреть на его мускулистую ногу, внезапно оказавшуюся так близко, и все же ничего не могла с собой поделать. Мужчины-англичане закрывали ноги. Но здесь не помогли бы даже штаны и длинная рубашка. Лахлан выглядел настолько мужественным, что при одном лишь взгляде на высокого статного красавца женская сущность тут же пробуждалась – даже если хозяйка этой сущности была готова швырнуть миску с кашей прямо в голову мужчине.
– Так что же, оказывается, слуги не запирают дверь на засов, когда уходят? – насмешливо уточнила Эмили. – Значит, скрежет мне просто послышался.
– Я вчера предупредил: если попытаешься убежать еще раз, им следует тут же запереть тебя. И ты все-таки убежала.
– А вы выполнили угрозу. Но вот о пытке скукой не предупредили.
Лахлан смотрел, как Эмили старательно ест холодную кашу. Воображение рождало сладострастные образы, а в мозгу проносились смелые мысли – до того откровенные, что если бы упрямая девочка могла о них догадаться, то наверняка испугалась бы и убежала. Хотелось, чтобы прелестные губки касались его губ, а не ложки. Вчера вечером он говорил о постели лишь для того, чтобы заставить Кэт произнести слова брачной клятвы. И все же второй из возможных вариантов оказался бы желанным. Лахлан не отличался неутолимой жаждой женской ласки, однако этой ночью сон его покинул. Он был весь во власти вожделения. И все из-за маленькой упрямой англичанки.
