Николь вспыхнула. Она понимала, что ей следует отвернуться, но она пребывала в смятении и к тому же испытывала граничащее со страхом восхищение. Лорд Бору был похож сейчас на языческого бога — могучий и широкоплечий, освещенный весенним солнцем. Она отвела взгляд, но лишь для того, чтобы ее глаза снова вернулись к нему, как неизбежно возвращается на север стрелка компаса. Она видела, как лорд Бору, ухватившись за сук, поднимался над водой все выше, и вода стекала по его телу. Когда река окончательно отпустила его из своего лона, взору Николь предстало его мужское естество, дерзко устремленное в небо.
Николь в смятении отвела глаза. Это было нечто, о чем она никогда не думала, — та его часть, которая определяла его мужское начало. Николь уставилась в землю.
Мужская красота. Он был великолепен, как статуи в музеях, мимо которых мамаши всегда старались провести своих дочерей побыстрее. Николь снова подняла глаза, зная, что никогда не сможет забыть этот образ: он, река и невольно непобедимая сила естества.
— Милорд!
Тревожный крик нарушил тишину. И почти сразу Николь услышала голос лорда Уоллингфорда:
— Николь! Мисс Хейнесуорт! Вы здесь?
На мгновение их взгляды встретились. К реке выехал лорд Уоллингфорд.
— Слава Богу! — закричал он, увидев Николь. — Я никогда не простил бы себе, если бы с вами случилась какая-нибудь беда! — И он потянулся, чтобы погладить ее лицо.
С неохотой повернувшись, Николь услышала всплеск.
— Вы целы? Невредимы? — с тревогой спросил лорд Уоллингфорд.
Она не знала, что ответить.
— Диана, — пробормотал он. — Моя дивная Диана, вы простите мою оплошность?
— Конечно, — ответила она, чувствуя, что ее голос донесся словно издалека.
Хотя Николь уверяла, что чувствует себя отлично, Уоллингфорд настоял, что ей следует возвратиться. Один из приятелей Уоллингфорда с лукавой улыбкой заметил, что за все утро мисс Хейнесуорт и ее спутника почти никто не видел. Николь вспыхнула, а Уоллингфорд стал рассказывать о том, как понесла лошадь и как Николь сумела удержаться в седле.
— Я вам говорю, что этот монстр сбросил бы любого смертного, — гордо заявил он, сжимая руку Николь. — Но только не мою Диану. — И посмотрел на нее с таким восхищением, что она покраснела еще сильнее.
В огромном зале устроили роскошный завтрак для охотников, и Уоллингфорд имел много возможностей вновь и вновь всем рассказывать о подвиге Николь. К ним присоединились гости, которые не были на охоте, и Николь обрадовалась, увидев среди них Гвен и Бесс. Уоллингфорд хотел пригласить Кэтрин, однако та, по-видимому, решила, что и наследник герцога не заслуживает ее внимания, если он ухаживает за Николь.
— Какая муха укусила леди Деверо? — недоумевал Уоллингфорд, когда она вторично весьма холодно отвергла его инициативу.
— Она всегда ведет себя так, — без обиняков заявила Бесс. — Она презирает нас как плебеев.
— Если вы и плебеи, то весьма привлекательные.
— Ах, продолжайте, ваша светлость!
Завтрак завершился очень весело, и благодаря усилиям Уоллингфорда даже Гвен сбросила с себя путы застенчивости. Николь ела ростбиф, потягивая эль, и тихо наслаждалась ощущением счастья.
— А теперь скажите мне откровенно, — проговорил Уоллингфорд, наклонившись таким образом, чтобы сидящая напротив Бесс могла его слышать. — Вы ее однокашницы и знаете ее лучше всех. Есть ли какая-нибудь область, в которой бы мисс Хейнесуорт не преуспела?
— Она безнадежна в вышивании, — высказалась Гвен.
— Фи! Вышивание! — Уоллингфорд небрежно махнул рукой.
— И в домоводстве, — добавила Бесс. — Во всех его формах!
— Подумать только, а я считала их своими друзьями! — засмеялась Николь.
— Честность лучше всего, — наставительно проговорила Бесс и подмигнула, — в сердечных делах.
— Но вы меня нисколько не обескуражили, — твердо заявил Уоллингфорд. — Если кто-нибудь, помимо вас, скажет, что у нее есть какие-то недостатки, я тут же вызову его на дуэль.
— Вместо вас это могла бы сделать и сама Ник, — сказала Бесс и тут же съежилась. — Ой, кто-то пнул меня ногой!
— Что вы имеете в виду? — не преминул спросить Уоллингфорд.
— Она фехтует, — пояснила Бесс.
Уоллингфорд повернулся к Николь:
— В самом деле? Так вот почему вы спрашивали меня вчера, умею ли я фехтовать.
— Просто я взяла несколько уроков, только и всего, — пробормотала Николь.
— У лорда Бору, — уточнила Бесс.
— В самом деле? — Уоллингфорд приподнял темные брови. — С таким учителем, мисс Хейнесуорт, вы, должно быть, достигли больших успехов. — Он вдруг щелкнул пальцами. — Послушайте, а как вы посмотрите на поединок между вами и мной?
— У меня нет с собой снаряжения, — пыталась возразить Николь.
— Вы в самом деле фехтуете? — заинтригованно спросил молодой человек, сидевший рядом с Бесс.
— Да, она очень в этом сильна, — заверила его соседка.
Молодой человек жестом попросил еще эля, затем провозгласил во всеуслышание:
— Мисс Хейнесуорт и Уоллингфорд собираются провести поединок на рапирах!
— Бесс, — прошипела Николь, — ты что, рехнулась? Да мама убьет меня!
— Сейчас, — вполголоса ответила Бесс, — твоя мама вряд ли станет придираться к тебе. — Она кивнула в сторону баронессы. Николь опасливо посмотрела на мать. Та лучезарно ей улыбнулась и помахала рукой. Николь была настолько этим потрясена, что даже уронила ложку.
— Я… никогда не имела дела с настоящим противником, — попробовала возразить она. — И потом, я беру уроки по фехтованию всего лишь несколько месяцев.
Однако предложение Уоллингфорда вызвало горячую поддержку. Молодой человек назначил себя кассиром и стал принимать ставки.
— Мисс Хейнесуорт получит фору в три укола! — объявил он.
Николь попыталась воспротивиться:
— Право же, я не думаю, что…
— Давайте обратимся к вашему учителю, — с улыбкой сказал Уоллингфорд, встал и, перекрывая шум людей, заключающих пари, крикнул: — Лорд Бору!
Тот медленно повернулся в своем кресле:
— Да?
— Я вызвал вашу ученицу мисс Хейнесуорт на поединок на рапирах, — объявил Уоллингфорд. — Говорят, вы никогда не уклонялись от вызова. Убедите ее принять мой!
— Честно говоря, — пророкотал лорд Бору, — я бы не советовал ей принимать вызов.
Николь вспыхнула:
— По какой причине?
Бору на момент встретился взглядом с Николь. Румянец на ее щеках стал еще гуще, когда она вспомнила, в каком виде она застала его утром — обнаженного, могучего, чувственного бога.
— Она всего лишь новичок, — сказал он после паузы.
