— Конечно, мэм. Но потом вам придется дать показания. Как ваше имя?
— Эвиан. Миссис Иверс. Я вдова.
Когда, надев шляпку, она шагнула к выходу, Кларенс подал голос:
— Ты считаешь, я это заслужил?
— Прости, но мне не надо второго Джозефа Иверса, — твердо произнесла женщина и вышла за дверь.
Тучи на небе разорвались, обнажив красновато-синюю полосу, напоминающую полузажившую рану. Запах поездной гари смешивался с ароматом мокрой вечерней травы. Неожиданно пошел холодный осенний дождь — его струи сильно, резко и больно хлестали по лицу.
Со стороны состава к Эвиан бежал Дункан.
— Мама!
— Сынок!
Вопреки обыкновению, она заключила его в крепкие объятия.
Арни стоял возле вагона. Подойдя к нему вместе с Дунканом, Эвиан рассказала, как было дело.
— Я думал, полиция прибыла сама, — заметил он, и она уловила в его голосе тень сожаления.
— Это было необходимо, Арни. Я видела его лицо, когда он шел по вагону, а потом — когда он разговаривал с тобой. Он убил бы тебя. Если не сейчас, так потом. Он грабитель, бандит, нападающий на поезда, в которых едут мирные люди. Женщины и дети. Передо мной был второй Джозеф Иверс.
Арни покачал головой.
— Не думаю, что Кларенс хотя бы немного похож на Иверса.
Переговорив с полицейскими, он выяснил, что преступника отправят в Шайенн, а состав отгонят обратно и пустят по нужной ветке. Добыча грабителей составила не менее двух тысяч долларов. За бандой снарядили погоню из полицейских и добровольцев.
Эвиан задали несколько вопросов, а потом отпустили.
Когда женщина повторила свой рассказ Надин, та принялась горячо заверять, что она поступила правильно, а видя, что муж осуждающе молчит, запальчиво произнесла:
— Неужели ты считаешь иначе? Эвиан спасла всех нас! А особенно тебя — от мести Кларенса.
— Просто я думаю о причине его ненависти, — устало ответил Арни.
— Ты вспоминаешь об этом вот уже восемь лет. Пора бы и перестать!
— Не могу, — сказал он, мысленно возвращаясь в прошлое.
Кларенс Хейвуд и Арни Янсон с детства были, как говорят, не разлей вода. Без опаски поверяли друг другу нехитрые секреты и охотно делились последним, хотя делиться удавалось нечасто: оба происходили из семей, где было много детей, но мало достатка.
Заводилой в их дуэте был Кларенс, он придумывал игры, выбирал, чем заняться, и вспыхивал, словно порох, от всякой новой затеи. Арни казался гораздо рассудительнее и спокойнее. Возможно, они так хорошо себя чувствовали в компании друг друга именно потому, что Арни никогда не оспаривал первенства приятеля и всегда подчинялся его решениям.
Во взрослой жизни их отношения остались прежними: один верховодил, второй с легкостью шел на поводу.
Семейство Хейвудов владело крохотным ранчо, едва позволявшим сводить концы с концами, а Арни, когда его мать вторично вышла замуж, был вынужден переселиться в поселок углекопов.
Ни тому, ни другому не улыбалось трудиться на какую-нибудь железнодорожную или угольную компанию, как правило, платившую работягам гроши. Потому, когда однажды приятель сказал, что на одном горном пастбище есть занятие для двух не ленивых и смекалистых парней, Арни без лишних слов стал собираться в дорогу.
Стоило ему сообщить об этом матери, как ее лицо изменилось. Хотя солнце по-прежнему золотило ее белокурые волосы, взор словно скрыла тень. После того, как ее второй муж без всяких объяснений ушел из семьи, она осталась одна с кучей младших детей. Она рассчитывала на помощь Арни и надеялась, что он найдет работу в поселке, а не отправится на далекое пастбище.
Отец Кларенса тоже не обрадовался решению сына, потому как знал, что погоня за риском далеко не всегда есть погоня за счастьем. Однако он молча подошел к стене и снял с него старое ковбойское седло.
Это был воистину царский подарок, о каком Кларенс не смел даже мечтать. Он был уверен, что седло получит один из старших братьев. Однако он первым осмелился покинуть родительский дом и не прогадал.
— Если есть седло, рано или поздно появится и лошадь! Надо же с чего-то начинать, — заявил он восхищенному приятелю.
Теперь он упорно тащил тяжеленное седло на себе, и когда Арни предложил помочь с поклажей, коротко и твердо отказался.
Пеший путь до ранчо в Скалистых горах оказался нелегким. Холодный ветер рвал хвою с огромных сосен, и ее острые иглы впивались в лицо. Иногда путь преграждали быстрые реки с бурлящими клочьями пены. И все-таки Арни нравилась суровая красота этого края.
Кругом было пустынно. В 1880 году Вайоминг считался, пожалуй, одним из самых малонаселенных штатов Америки.
На горизонте виднелся сплошной горный хребет, одетый в слепящее серебро снегов, над которым таяли прозрачные облака. Ниже простирались ковры зелени, поражавшей богатством оттенков. Высокое небо казалось неправдоподобно синим.
Зимой вдоль восточных склонов Скалистых гор дули теплые и сухие ветры, чинуки, что на языке индейцев сиу означало «пожиратели снега». Они смягчали суровые зимы; снежный покров после этих ветров становился более тонким, и скот мог добывать под ним корм.
Было сложно не влюбиться в этот край, в то, что было доступно взору, слуху и сердцу каждого человека.
Влюбляться в женщину Арни еще не доводилось. Он подозревал, что Кларенсу — тоже. Хотя в этом смысле друг любил напустить на себя туману, едва ли у него был какой-то опыт общения с противоположным полом. Оба с детства привыкли к тяжелой работе от зари до темна и полному отсутствию развлечений. Да и женщины в округе были наперечет.
Иногда Арни мечтал, как они с Кларенсом женятся на двух сестрах и поселятся на соседних ранчо — словом, никогда не расстанутся. Ему не хотелось думать о том, что они разные люди и у каждого из них — свой жизненный путь.
Мечта о собственных владениях была вполне понятной, но — увы! — неосуществимой. То же касалось женитьбы: какой безумец отдаст своих дочерей за двух нищих парней?!
Когда решили сделать привал, Кларенс бережно опустил седло на землю и принялся разводить огонь. Они купили в городе полфунта кофе, а еще Арни достал из мешка данный матерью в дорогу фасолевый пирог.
От пирога шел такой густой, ароматный домашний дух, что Арни захотелось плакать. Он любил свою мать; несмотря на внешнюю кротость, она обладала силой духа и всегда защищала своих детей.
Их было шестеро. Двое — от первого мужа, погибшего много лет назад при перегоне скота из Вайоминга в Небраску, четверо — от отчима Арни.
Едва ли мать думала, что старший сын выберет долю скитальца. Но на прощание она не промолвила ни слова осуждения, что лишь усиливало как его благодарность, так и чувство вины.
