Ознакомительная версия.
Едва войдя в гостиную, я понял, что передо мной политическое собрание. Здесь были все, кто потом должен был заседать в дворянском собрании. И, однако, пробираясь между гостями, я почти не слышал серьезного разговора: все спорили о достоинствах итальянской и французской оперы, о Гитри и Бьянки и т. п. Казалось, что хозяйка дома, собрав у себя в салоне все, что было лучшего в провинции, думала об одних развлечениях. В известной степени она достигла желаемого. Трудно было не попасть под обаяние этой атмосферы духов и музыки, болтовни и быстрых взглядов.
В дверях я встретился со старинным другом моего отца – Гонто, разговаривавшим с двумя Гаринкурами.
Он улыбнулся мне и рукой сделал знак идти дальше.
– В самую крайнюю комнату. Глядя на вас, я хотел бы опять помолодеть.
Я постарался быстро проскочить мимо него. Затем мне пришлось столкнуться с тремя дамами, задержавшими меня такими же бессодержательными разговорами. Наконец навстречу попался Луи: он схватил мою руку, и мы некоторое время простояли вместе. В его глазах была тревога. Он спросил, не видал ли я Виктора.
– Я видел его вчера, – отвечал я, отлично понимая, зачем он спрашивает об этом.
– А Денизу?
– Пока нет. Я еще не имел удовольствия ее видеть.
– В таком случае, идем. Моя мать рассчитывала, что вы придете пораньше. Что вы думаете насчет Виктора?
– Он уехал в Париж Виктором, а вернулся сюда важной персоной, – смеясь, отвечал я.
Луи слабо улыбнулся и с видом страдания поднял брови.
– Боюсь, что это правда. Он как будто не совсем доволен вами. Но разве мы обязаны исполнять все его желания? Идем же, однако. Мать и Дениза в самой дальней комнате.
С этими словами он повел меня вперед. Сначала надо было пройти через карточную комнату. Но у дверей последней комнаты столпилось столько народа, что войти туда удалось не сразу.
Посередине этой небольшой комнаты стояла сама маркиза, разговаривавшая с аббатом Менилем; тут же находились две-три дамы и Дениза де Сент-Алэ.
Она сидела на кушетке возле одной из дам. Мой взгляд, естественно, устремился на нее. Одета она была во все белое, и я невольно был поражен ее детским видом. Высокий напудренный парик и жесткое, вышитое золотом, платье придавали ей некоторую величавость, но все же она была слишком миниатюрна, и я почувствовал даже легкое разочарование. Увидев меня, сидевшая около нее дама что-то сказала ей, и девочка вдруг вспыхнула, как кумач. Наши взоры встретились… Слава Богу, глаза у нее такие же, как у Луи! Она быстро потупила взор и еще мучительней покраснела.
Я подошел к маркизе поздороваться и поцеловал ее руку, которую она, не прерывая разговора, мне протянула.
– Однако такая власть, – продолжал аббат, пользовавшийся репутацией философа, – безо всяких ограничений! Если употребить ее во зло…
– Король слишком добр для этого, – улыбаясь, отвечала маркиза.
– Когда около него хорошие советники, конечно. А дефицит?
Маркиза пожала плечами:
– Его величество должен получить деньги.
– Но откуда? – спросил аббат, в свою очередь пожимая плечами.
– Король был слишком добр с самого начала, – продолжала маркиза с оттенком суровости. – Он должен был заставить их внести указ о налогах в реестр. Впрочем, парламент ведь всегда уступал. И теперь то же будет.
– Парламент – да, – отвечал аббат со снисходительной улыбкой, – Но нынче речь идет не о парламенте, а о Генеральных штатах.
– Генеральные штаты распускаются, а король остается.
– Могут возникнуть беспорядки…
– Этого не будет, – с тем же самоуверенным видом ответила маркиза. – Его величество предупредит их.
И, сказав еще два-три слова с аббатом, она повернулась ко мне.
– А, ветрогон! – произнесла она, ударяя меня веером по плечу и бросив на меня взгляд, в котором смешивались любезность и некоторая строгость. – Судя по тому, что мне передавал вчера Виктор, я даже не была уверена, что вы явитесь сюда сегодня. Вы уверены, что это вы сами?
– Мне свидетельствует об этом сердце, – отвечай я, прикладывая руку к груди.
– В таком случае приведите его в должный порядок, сударь. И, повернувшись, она церемонно подвела меня к дочери.
– Дениза, это виконт де Со, сын моего старого друга. Виконт, это моя дочь. Может быть, вы постараетесь занять ее, пока я продолжу наш разговор с аббатом…
Бедная девочка, очевидно, жестоко страдала весь вечер в ожидании этого момента. Она сконфуженно присела в реверансе; я стоял перед ней, держа в руках шляпу. Стараясь поймать сходство между ней и тем смуглым тринадцатилетним ребенком, каким я ее помнил, я вдруг неизвестно почему оробел сам.
– Вы изволили вернуться домой на прошлой неделе, мадемуазель? – спросил я наконец.
– Да, монсеньер, – шепотом отвечала она, не поднимая глаз.
– Для вас здесь все, должно быть, так ново.
– Да, монсеньер.
– Сестры в монастыре были, конечно, добры к вам? – снова начал я после некоторого молчания.
– Да, монсеньер.
– А вам не жалко было расставаться с ними?
– Нет, монсеньер.
Почувствовав, вероятно, банальность своих ответов, Дениза вдруг быстро взглянула на меня. Я заметил, что она готова расплакаться. Это привело меня в ужас.
– Мадемуазель, – торопливо сказал я, – не бойтесь меня. Что бы ни случилось, вам не надо бояться меня. Прошу вас, смотрите на меня, как на друга, как на друга вашего брата. Луи мой…
Не успел я докончить фразы, как вдруг послышался какой-то треск, что-то ударило меня в спину. Пошатнувшись, я почти упал девушке на руки. Кругом звенели стекла, кричали перепуганные дамы. Минуты две я не мог сообразить, что такое произошло, и очнулся лишь когда Дениза в ужасе схватила меня за руку. Обернувшись назад, я увидел, что окно сзади меня было выбито большим камнем, лежавшим тут же на полу. Он-то и ударил меня в спину.
Комната быстро наполнилась перепуганными лицами, и не успел я прийти в себя, как вокруг образовалась уже целая толпа, засыпавшая меня вопросами «что случилось?». Впереди всех был Сент-Алэ. Все говорили разом; дамы, стоявшие сзади и не видевшие меня, кричали, и мне было очень трудно рассказать все происшедшее. Впрочем, разбитое стекло и лежавший на полу камень говорили сами за себя.
В одну минуту зрелище погрома раздуло в целую бурю страсти, тлевшие под пеплом мнимого спокойствия.
– Долой каналий! – раздалось несколько голосов.
– Обнажайте шпаги, messieurs, – кричал кто-то сзади.
Несколько гостей, предводительствуемые Сент-Алэ, который горел желанием отомстить за нанесенное его дому оскорбление, бросились, толкая друг друга, к дверям. Гонто и два-три человека постарше пытались удержать их, но все их доводы были тщетны. Через минуту комната была почти пуста. Мужчины выбежали на улицу с обнаженными шпагами. Явилось с дюжину услужливых лакеев с факелами. Вся улица наполнилась двигающимися тенями и огнями.
Ознакомительная версия.
