Изо дня в день стыдливость несчастной императрицы подвергалась тяжелым испытаниям. Император и Морни не могли отказать себе в удовольствии посвящать ее во все подробности светской жизни. Однажды утром они пересказали ей анекдот, героиней которого была Мари д'Агу. Эту историю можно найти в записках месье Вьель-Кастеля:
«Графиня д'Агу была воспитанницей Листа и имела от него троих детей, потом она приехала в Париж и стала любовницей Эмиля де Жирардэна, затем Лема, затем еще кого-то. Последним ее возлюбленным был писатель-социалист Даниэль Стерн.
Однажды вечером мы пили чай, сидя у огня. Мы были вдвоем. Она сказала:
— Мне хотелось выяснить, что испытывает женщина, принадлежа сразу двум мужчинам одновременно.
— Это как же? — спросил я.
— Как? — засмеялась она. — Вы когда-нибудь ели сэндвич?
— Да…
— Знаете, как его готовят?
— Конечно! На кусок хлеба с одной стороны намазывают масло, а с другой стороны кладут ветчину.
— Прекрасно! Так вот, я приготовила сэндвич и сама заняла место хлеба…
Можно представить себе чувства Евгении, узнавшей о подобном развлечении.
ОБМАНУТАЯ ИМПЕРАТРИЦА ОТКАЗЫВАЕТСЯ РАЗДЕЛЯТЬ ЛОЖЕ С ИМПЕРАТОРОМ
Изгнание никогда не шло на пользу королям.
Беранже
Однажды во время празднеств Наполеон III с озабоченным видом прогуливался по залам дворца в Тюильри. Принцесса Матильда подошла к нему и спросила, чем он расстроен.
— У меня невыносимо болит голова, — ответил император. — И потом, меня преследуют три женщины.
— Как можно ввязываться в такую неразбериху? Три женщины — это же безумие!
Император взял кузину под руку и описал дам, домогавшихся его расположения:
— Во-первых, одна блондинка, от которой я ищу способа отделаться. Во-вторых, очень красивая дама, но она действует на меня усыпляюще. Наконец, еще одна блондинка, которая начала охоту на меня.
Принцесса Матильда улыбнулась:
— А как же императрица?
Наполеон III пожал плечами:
— Императрица? Я был ей верен целых шесть месяцев после нашей свадьбы, но теперь мне хочется немного рассеяться… Все однообразное приедается… Впрочем, потом я с удовольствием вернусь к ней.
Последняя фраза была не более чем любезность. Наполеон III кривил душой. Он не испытывал никакой радости, когда ложился в постель со своей бесчувственной супругой, и делал это лишь по обязанности. Как нам сообщает Стелли, «император, нафабрив усы, с холодной головой входил к императрице и прилежно исполнял свой долг, и взгляд его голубых глаз был устремлен в династическую даль».
Поневоле ловишь себя на мысли, что Наполеона III стоит поздравить с тем, что он, несмотря на свою ветреность, был верен Евгении целых шесть месяцев.
Сто восемьдесят дней благоразумия доконали императора, и он, изголодавшись, набросился на очаровательную юную блондинку, немного взбалмошную, которая уже некоторое время была в центре восхищенного внимания двора.
Ее звали мадам де ля Бедойер. Она была, как свидетельствует Фредерик Лоллийе, «украшением балов и вечеров. Днем ее лицо казалось бесцветным, немного размытым. Но вечером оно оживало само по себе, кожа розовела, глаза наливались васильковым цветом».
Мадам де Меттерних высказывается еще более решительно: «Когда мадам де ля Бедойер появляется, свет люстр меркнет…»
Словно ослепленный мотылек. Наполеон III кружил вокруг излучавшей свет юной красавицы, не скрывая своего восторга, и вскоре придворные уже не сомневались, что головка Ее Высочества императрицы вот-вот будет увенчана весьма сомнительным украшением.
Это произошло спустя несколько дней. Мадам де ля Бедойер появилась в Тюильри в крайне возбужденном состоянии, «красноречиво свидетельствовавшем о той чести, которую ей оказал император».
На протяжении некоторого времени мадам де ля Бедойер могла позволить себе любую выходку, не опасаясь гнева придворных. Однажды во время приема мадам де ля Бедойер заметила входившую в зал незнакомую ей изящную брюнетку. Наклонившись к месье Руэ, находившемуся рядом с ней, она спросила:
— Кто эта вишенка?
Министр, улыбнувшись, поклонился и ответил:
— Это моя жена, мадам.
Мадам де ля Бедойер, смутившись, поспешила извиниться, отошла и присоединилась к стоявшим в отдалении придворным.
— Только что, — сказала она со смехом, — со мной произошла пренеприятная и вместе с тем прекурьезная история. Я разговаривала с месье Руэ, когда изящная брюнетка — вон она, видите? — вошла в зал. Я воскликнула: «Кто эта вишенка?»…
— И я имел честь представить вам свою жену… Мадам де ля Бедойер обернулась. Рядом с ней, по-прежнему улыбаясь, стоял месье Руэ, последовавший за ней…
Наполеон III, о котором Мериме говорил: «Ухоженная кошечка лишает его покоя недели на две, но, добившись своего, он тотчас же охладевает к ней и выбрасывает ее из головы», — быстро утомился от бестактной красавицы.
Чтобы отблагодарить ее за те приятные минуты, которые она ему доставила, он сделал ее мужа — к тому времени уже камергера — сенатором, и вот взгляд его уже покоится на прелестях других женщин.
После шести месяцев праведной жизни ему было необходимо встряхнуться. Он снял особнячок на улице Бак, расположенный между набережными и бульваром Сен-Жермен, где устроил свою гарсоньерку. Вечером, надев синий редингот, серые брюки со штрипками и шляпу, из тех, какие носили буржуа, взяв трость, он потайной дверью выскальзывал из Тюильри. В экипаже его ждали двое телохранителей. Он приезжал на улицу Бак, где проводил время то с какой-нибудь актрисой, то с кокоткой, то с субреткой, то со светской дамой, то с куртизанкой…
Всеми ими он был весьма доволен. Он сам признал это. Как-то во дворце в Тюильри затеяли игру в загадки. Все должны были ответить на вопрос: «Какая женщина более страстная любовница — светская дама или куртизанка?»
Когда подошла очередь Наполеона III отвечать, он сказал:
— Каждая женщина стоит многого в любви, какова бы ни была социальная подоплека ее чар. Потом улыбнулся и добавил:
— Сад, в который не ступает нога чужака, изобилует плодами, которые вкушает лишь его владелец. Но почему бы не поискать подобных же плодов в саду, войти в который не возбраняется никому?
Любовь Наполеона III к прекрасному полу привела к одному пикантному происшествию. Как-то вечером, когда во дворце был устроен праздник, император проходил через полутемный зал, и ему показалось, что на канапе лежит женщина. Он подошел, его рука скользнула под юбку, он погладил бедро и позволил себе еще кое-какие вольности.
Раздался громкий крик.
