В этот момент Дани и человек с фонарем обменялись выразительными взглядами – возможно, беспокоились, кто им заплатит, если с Джорджем вдруг произойдет… смертельный несчастный случай, например.
Клерк водрузил очки на нос и поднялся на ноги с помощью Анны и мужчины с фонарем. Дани же пошла обратно к вознице. Вытащив кошель из кармана куртки, она передала его Джону, и монеты тихонько звякнули.
– Этого должно хватить на всю поездку, – сказала мошенница. – Будь осторожен, Джон.
– Как всегда, мисс Дани.
Тут парочка забралась в экипаж, и Дани придерживала им дверцу. Потом, заглянув внутрь, проговорила:
– Помните, что я вам сказала? Вы братья и направляетесь на каникулы на север Шотландии. Джон скажет, когда можно будет переодеться в более подходящие наряды. И тогда вы – мистер и миссис Дженнер, едете навестить родственников. Не отклоняйтесь от моего плана, он всегда срабатывает. Все понятно?
– Да-да! Большое вам спасибо! – послышался голос Анны.
– Не за что, дорогая. Надеюсь получить от вас известия по возвращении. И не стесняйтесь рекомендовать нашу маленькую книжную лавку знакомым. По секрету, разумеется.
Тут блеснули очки жениха, и раздался его голос:
– Конечно, мисс Грин. Еще раз огромное спасибо за помощь.
– Да-да! И поезжайте уже!
Дани закрыла дверцу экипажа и хлопнула по ней, подавая кучеру сигнал ехать. Когда карета тронулась с места, мошенница с улыбкой сказала:
– Счастливый конец, верно, Ху?
Мужчина с фонарем ответил ворчанием, и Дани, закатив глаза, воскликнула:
– Честное слово, Хуберт Толлман, ты способен на что-нибудь, кроме ворчанья?! За те два года, что я тебя знаю, ты, кажется, лишь однажды сказал что-то внятное.
В ответ на молчание миниатюрная женщина издала протяжный вздох и спросила:
– И каким образом такая болтушка, как Аннабель, связалась с тобой, а, Хуберт?
Ответа снова не последовало, и Маркус увидел, как парочка исчезает во тьме. Он оставался на месте, дожидаясь, когда стихнет стук шагов, затем покинул свое укрытие и тщательно осмотрелся. Маркус не знал, как отнестись к событиям, свидетелем которых он стал, но одно он знал точно: ему следовало выпить.
Все, что есть в моем замке, – твое
Еда, огонь, постель, вино.
Но если розу с куста сорвешь,
За кражу наказание понесешь!
«Красавица и Зверь»
Раздался шум, сопровождаемый звоном стекла, и Дани высунула нос из-за газеты с колонкой светской хроники – высунула ровно настолько, чтобы увидеть свою подругу, сбегавшую по лестнице. Морковно-рыжие волосы Аннабель торчали в разные стороны, а платье белого муслина было залито чаем. На нижней ступеньке она топнула ногой и издала что-то вроде фырканья.
Дани повезло, что газета скрывала ее лицо; она сомневалась, что дражайшая Аннабель оценила бы скривившую ее губы улыбку.
– Я нахожу поистине выдающимся, что твой муж умудряется избегать разговоров, даже находясь на смертном одре, – заметила Дани.
Карие глаза Аннабель гневно сверкнули.
– Ох, если б это было правдой! Он просто большой ребенок. Даже малыш Саймон ведет себя лучше, когда у него жар. А у этого – только насморк!
– Но у него самый громкий насморк, какой мне доводилось слышать. Он для этого экономит на словах? – спросила Дани с усмешкой.
И в тот же миг словно гром катился по лавке – это Ху, муж Аннабель, снова чихнул. Аннабель же вновь топнула ногой и тяжко вздохнула.
– Могу я предложить ему настойку опия? – осведомилась Дани.
– Ху не хочет ее принимать. Я пыталась напоить его насильно, и мы из-за этого поссорились.
– Спор состоял из мрачных взглядов?
– Ты что, помрешь, если проявишь ко мне хоть немного сочувствия?
– Вероятно, – с усмешкой ответила Дани.
Аннабель подошла к подруге, выхватила у нее из рук газету и начала топтать ее ногами. Когда газета была безнадежно смята и порвана, Аннабель остановилась, вся красная от ярости; грудь же ее тяжело вздымалась.
Дани сложила руки на коленях и откинулась в глубоком кресле.
– Ну, ты закончила?
Карие глаза снова сверкнули.
– На твоем месте я была бы осторожнее, – прошипела Аннабель.
Но Дани продолжала веселиться.
– Это почему же? – спросила она.
– Никогда не знаешь, когда твой ужин может оказаться отравленным.
Громкий смех Дани неожиданно был прерван детским плачем. Ярость же подруги сменилась усталостью.
– Ну вот, Саймон проснулся… – пробормотала она.
Тут Дани, наконец, сжалилась над подругой.
– Почему бы тебе ненадолго не пойти за прилавок? А я пригляжу за Саймоном и большим ребенком.
Аннабель с облегчением вздохнула.
– Спасибо тебе, дорогая. Не обращай внимания, если Ху будет буянить.
– Я никогда не обращаю. Иди же.
Благодарная подруга поспешила уйти. Даже не оглянулась.
– Без сомнения, сбежала, пока я не передумала, – проворчала Дани и медленно побрела по лестнице, не ожидая от предстоящего ничего хорошего.
Поднявшись наверх, она пересекла неприбранную гостиную и пошла по коридору, направляясь к комнатке малыша Саймона. Склонившись над колыбелькой, Дани взяла розового ангелочка на руки и стала покачивать. Удовлетворение, которое она всегда испытывала, баюкая его, мгновенно наполнило ее, – но тут же острая боль пронзила сердце. Дани хотела своего ребенка. Ей двадцать четыре года… еще достаточно молодая, но… Увы, она уже давно лишилась иллюзий относительно противоположного пола и не связывала себя с кем-либо для продолжения рода. Первый и единственный сезон, проведенный в окружении охотников за состоянием, может именно так повлиять на женщину.
Дани стремилась найти свою вторую половинку, родную душу, мужчину, созданного только для нее, но это представлялось возможным только для чрезвычайно удачливых женщин. Забота о Саймоне всегда наводила ее на мысли о союзе, которого желал для нее отец. Его выбор пал на восходящую политическую звезду Майкла Ратборна, графа Хемзуэрта. Он был настоящим джентльменом и всегда обходился с ней как с принцессой. Лорд Ратборн был весьма хорош собой и два месяца сопровождал ее на балы и в оперу, вызывая тем самым зависть дебютанток и их матерей. Ратборн считался «уловом» десятилетия, и она, Дани, была в восторге от перспективы брака с ним. Она знала, что граф будет обходительным супругом, и надеялась, что со временем сможет полюбить его. В результате ее отец, член парламента, сумел бы обзавестись новыми политическими связями, и тогда… О, тогда он, возможно, стал бы таким, каким был раньше, до смерти ее матери, – то есть добрым и нежным, а не холодным и равнодушным. И от нее для этого требовалось только…
