Йен отчаянно тянул, умоляюще глядя на бывшую возлюбленную.
Абигейл мертвой хваткой вцепилась в ткань, нахмурилась и резко покачала головой:
— Нет, только не это!
Герцог вырвал простыню из рук Эверси.
Йен Эверси стоял совершенно голый в свете лампы, выставив на обозрение длинные бледные ноги, волосатые голени и все остальное. Надо отдать ему должное: хотя он не уперся горделиво руками в бедра, но и не стал стыдливо прикрывать свое мужское достоинство. Во всяком случае, все в комнате знали, что оно у него имеется.
— Монкрифф, мы можем разрешить эту проблему как мужчины с помощью оружия по вашему выбору. Я был бы счастлив подобному исходу. Я это вполне заслужил. Вы правы во всем. Выбирайте ваше оружие.
Трогательная речь. Эверси всегда отличались отменной вежливостью. Каждый из них был негодяем и распутником, но вежливости им было не занимать.
В голову Монкриффу пришло несколько язвительных вариантов ответа: «Похоже, ты считаешь себя искусным фехтовальщиком, Эверси». Однако он не выносил дураков и подлецов. Ему было почти сорок лет, и его терпение иссякало. В последнее время его не покидали колкие мысли.
— Ваше наказание будет вполне соответствовать преступлению.
Герцог отошел в сторону и позволил Эверси пройти к окну.
Йен шел, словно осужденный узник к гильотине.
Герцог и Абигейл молча смотрели, как Йен выбирался из окна. Зрелище было не из приятных, поскольку ему пришлось изгибаться и демонстрировать части тела, которые Монкрифф предпочел бы не видеть при свете дампы. Потом они увидели нечто вроде захода луны, когда бледный зад Йена исчез в окне, и он в очередной раз взобрался на ветку, когда-то такую притягательную, а теперь ставшую вероломной.
Они услышали кряканье и звук рвущейся материи, когда Йен сдернул с ветки свою рубашку, от которой при этом осталась лишь половина. Монкрифф демонстративно закрыл окно, заглушив красочное высказывание Йена, и задернул занавески.
Абигейл чуть заметно вздрогнула и обратила на герцога взгляд, полный сожаления и удивления, словно он раньше времени завершил представление кукольного шоу.
Гнев герцога чуть поутих. Где-то в глубинах ледяной ярости пробудился отголосок чувств, испытываемых им когда-то к Абигейл. Ее волосы были рассыпаны по плечам, и герцог едва сдерживался, чтобы не коснуться длинных прядей. Абигейл могла бы лежать на спине и извиваться от наслаждения. Он прекрасно знал, как соблазнить женщину, убедить ее, что она его желает, даже если она сама была в этом не совсем уверена. Большинство женщин желали его.
Что ж, ему следовало знать.:
— Почему? — наконец спросил он.
— Зачем тебе знать? — Абигейл ответила вопросом на вопрос.
Превосходно. Возможно, он пожалеет.
— Ответь мне, — настойчиво повторил он.
За тихими словами крылась угроза, которая заставила бы отступить и крепкого мужчину.
Абигейл сглотнула и облизнула пересохшие от страха губы. Он смотрел, как розовый язычок коснулся прекрасных губ, и на него, словно прибой, снова накатывал гнев.
— Он поразительный, — еле слышно ответила она, беспокойно перебирая складки сжатой в кулаке простыни. Ее голос был по-прежнему слабым, но она пожала плечами, словно выражая презрение. — Красивый. Молодой. И он пользуется всеобщим успехом. — Абигейл помолчала. — А тебя никто не любит, — капризно и зло добавила она.
Что ж, вполне ясно и понятно.
Женщины часто желали его. Мужчины хотели бы оказаться на его месте. Но его никто не любил, и это была правда.
По крайней мере никто, на кого могла бы обратить свой взор Абигейл Бизли. А это означало почти все высшее общество.
Герцог коротко рассмеялся:
— Думаешь, мою броню невозможно пробить, Абигейл? Думаешь, меня невозможно ранить? Не все слухи обо мне справедливы.
Однако в самых пристойных из них была доля истины, и тем не менее…
Конечно, Абигейл знала, во что ввязывается, когда согласилась выйти за него замуж, но она не возражала.
— Твоя броня, Монкрифф, в том, что тебя никто не любит. Уверена, ты просто упиваешься этим.
Ну еще бы. Однако замечание оказалось настолько проницательным, фактически первое честное, такое искреннее и разумное замечание из уст Абигейл, что герцог возненавидел ее — ее прекрасные обнаженные плечи, грудь, прикрытую простыней, и запах Йена Эверси, все еще витавший в спальне.
Он должен застрелить ее из принципа.
Ему не должно быть все равно, и он сделает это.
Герцог пытался не быть безразличным. Он собирался пойти для этого на все, как только они с Абигейл поженятся, по этой причине он и сделал ей предложение. Уже давно никакая другая женщина так не воспламеняла его воображение. Ему нравился ее беззаботный смех, ее низкий бархатистый голос, изгиб ее губ, цвет ее волос, пышное тело, ее простота. Абигейл нельзя было назвать глупой, но и слишком глубокомысленной она не была тоже. Ее общество было ему столь же приятно, как весенние дни или вкусная еда. Она без устали флиртовала, порой была вызывающей, но никогда — грубой. Герцог был умен. Он принял решение сделать Абигейл своей женой, прекрасно понимая, чем кончатся его ухаживания: он — богатый герцог, она — дочь знатного, но обнищавшего барона.
И тем не менее он ухаживал за Абигейл как истинный джентльмен, изумляя всех и каждого. Однако он не желал знать, насколько доступной была его будущая жена, поэтому он всего один раз поцеловал ее. Но этот поцелуй того стоил. И герцог понял, что прикосновение ее губ способно заставить его пылать, он желал сделать ее своей возлюбленной, к тому же Абигейл совершенно не воспротивилась поцелую. Во все времена браки заключались и по менее веским причинам.
А ведь любовь — не что иное, как близкие отношения, какие могут сложиться за годы совместной жизни. Разве не свойства души разжигают ваше воображение, как если бы вы ночью смотрели на небо и видели не просто плеяду блестящих звезд, а огромный звездный луг? Разве не так?
Герцог был уверен: когда-то он знал, что такое любовь. Но сейчас он утратил это знание.
Однако он все же хотел попытаться.
И вот теперь потеря такой возможности приводила его в ярость. И не только это. Какое нелепое слово — «рогоносец»! Ни больше ни меньше. Сейчас герцог все еще не мог понять, какое именно чувство по-настоящему завладело им.
Абигейл выставила его дураком. И в этом ей помог Эверси.
Никто никогда не делал этого дважды без того, чтобы понести всю тяжесть наказания.
И сейчас герцог понял — им овладело желание отомстить.
— Как и мистер Эверси, я покидаю твой дом тем же путем, каким и вошел, Абигейл: через парадный вход, мимо твоего встревоженного лакея, чья преданность твоей семье оказалась слабее герцога с револьвером. Учитывая твое пристрастие к ночным посетителям, тебе стоит нанять более стойкого слугу. Мы с тобой сойдемся на том, что разрыв помолвки произошел по обоюдному согласию. Ты сообщишь своему отцу, что ему придется искать другой способ расплатиться с долгами. Я больше не желаю иметь с вами никаких дел. Возможно, самым лучшим выходом будет поездка на континент, пока все не уляжется.
