Вошедшая в гостиную девушка полностью соответствовала этому мрачному замку — вот каким было первое впечатление Леона. Эжени де Сен-Мартен был стройна, невысока ростом, изящна и словно соткана из трёх цветов: серого, белого и чёрного. Серое платье, большие серые глаза, тёмно-русые, но тоже кажущиеся серыми волосы, белые руки, белая шея, белое лицо без малейшего румянца, на котором тонкими чёрными штрихами прорисованы брови и ресницы. Леон без удивления и даже с некоторым сочувствием отметил грустное и серьёзное выражение её лица.
— Господин Лебренн?
— К вашим услугам, — он галантно поклонился.
— Эжени де Сен-Мартен, — она коротко присела. — У вас ко мне дело?
— Именно так, — подтвердил Леон. — Видите ли, я сегодня утром услышал на постоялом дворе, что вы недавно потеряли отца, — он сочувственно склонил голову, — а ваша мать ушла в монастырь. Теперь вы живёте одна, в не самом безопасном месте, и вам может потребоваться защита. Я прекрасно фехтую и метко стреляю… правда, большинство тех, кто мог бы это подтвердить, уже не в нашем мире.
— И вы готовы защищать меня? — тихо, без тени улыбки спросила она.
— Именно так. Боюсь, я не смогу предоставить вам никаких рекомендаций, но до недавнего времени я был капитаном королевских гвардейцев в Париже.
— Были? Что же случилось?
— Я подал в отставку, — после небольшой паузы Леон продолжил, — потому что королевская служба перестала соответствовать моим идеалам.
— И прямо из Парижа, от королевского двора, где вы получали жалованье из казны, отправились сюда, в провинцию?
— Я понимаю, что это выглядит странно, — смиренно отозвался бывший капитан, — и вы вправе подозревать меня в чём угодно. Но знаете, Париж иногда ужасно надоедает, и хочется… глотнуть свежего морского воздуха.
— Я не смогу платить вам столько же, сколько вам платили на прежней службе, — тихо, но решительно произнесла Эжени. — Скорее всего, я даже половину этой суммы не смогу вам заплатить.
— Это неважно, — Леон дёрнул плечом. — Всё равно здесь особо не на что тратить деньги, да я и в Париже никогда не был гулякой и мотом.
— И ещё одно, — Эжени продолжала стоять, и Леон из вежливости тоже не садился, из-за чего их разговор приобретал дополнительную напряжённость. — Я знаю, как выглядит ситуация, когда мужчина в самом расцвете лет устраивается на службу к молодой дворянке, у которой имеется приданое, хоть и весьма скромное. Так вот, я не собираюсь выходить замуж. То есть вообще-то собираюсь, но сейчас у меня полно других дел.
— Я… об этом и не думал, — Леон растерялся настолько, что даже не ощутил злости от столь нелепого предположения. — Я не охочусь за титулами или богатством!
Он едва не проговорился, что титул у него точно имеется, да и поместье побогаче, чем у Эжени, но вовремя осекся. Леон потому и представился фамилией матери, чтобы избавиться от воспоминаний, отсечь возможные расспросы об отце, вызванные громкой фамилией «дю Валлон», начать жизнь с чистого листа.
Именно это — про чистый лист — он и ответил, когда Эжени спросила, чего он, собственно, ищет в такой глуши, если не денег, знатности или славы.
— Возможности забыться. Начать всё заново. Возможности помочь кому-то. Знаете, сударыня, я неплохо умею убивать и мог бы делать это за деньги, но по мне, лучше уж помогать кому-то, защищать… Если вам может угрожать опасность, почему бы мне не защитить вас?
— Звучит так благородно, что даже не верится, — Эжени задумчиво покачала головой. — Но если вы всё же решите остаться… Скажите, вы ведь на постоялом дворе наверняка слышали байки местных? Про призраков, оборотней, проклятый лес?
— Слышал, — кивнул Леон.
— А вы сами-то в это верите?
Прежде чем ответить, он вспомнил лошадей гвардейцев и свою собственную лошадь, сходившую с ума от присутствия призраков рядом, вспомнил фигуры четверых мушкетёров, вернувшихся из мёртвых, и сияющее неземным светом кольцо бессмертия. Вспомнил растворившиеся в вечерних сумерках силуэты альбигойских коней и всадников, сидевших на них.
— Я верю, что в нашем мире существует много такого, чего человек познать не в состоянии. Пока не в состоянии, — сдержанно ответил Леон. — А вы верите?
— Пожалуй, я думаю так же, как и вы, — казалось, Эжени удовлетворена его ответом. — В нашем мире действительно много всякого, чего человеку постичь не дано. Пока не дано.
Она встряхнула головой и решительно объявила:
— Что ж, если вы не боитесь призраков и чудовищ, если вас не смущает маленькое жалованье и вы согласны подчиняться женщине, то я беру вас на службу. Может, это знак судьбы: вы появились как раз в то время, когда я размышляла, смогу ли в одиночку справиться со всеми делами, оставшимися после смерти отца. Мне необходимо кое-что проверить… в лесу и в деревне. Разобраться с некоторыми странностями, которые могут угрожать мне… и не только мне.
— Какая опасность может скрываться в лесу? Разбойники? Контрабандисты? — насторожился Леон.
— Возможно, — уклончиво ответила Эжени. — Как бы то ни было, я очень надеюсь на вашу помощь, потому что заниматься расследованием в одиночку — занятие небезопасное.
Леон не смог сдержать усмешку при слове «расследование», но девушка не обратила на это внимания.
— Располагайтесь, Сюзанна вас проводит, — Эжени подошла к дверям, распахнула их, и к ней тотчас кинулась служанка — она появилась так быстро, что у Леона возникло подозрение, не подслушивала ли она их разговор.
— Сюзанна, отведи господина Лебренна в бывшую комнату отца, — велела она. Белокурая Сюзанна кивнула и заспешила вперёд, оглядываясь через плечо на Леона. Он зашагал за ней, но на пороге застыл и обернулся, чтобы ещё раз увидеть свою новую хозяйку. Вот только позади уже никого не было, словно Эжени де Сен-Мартен сама была призраком и растаяла, превратилась в безликую тень.
Глава II. Этюд в трёх цветах
Расторопная Сюзанна провела Леона почти через весь замок, и бывший капитан, а ныне стражник мадемуазель де Сен-Мартен, следовавший за семенившей впереди служанкой, успел немного оглядеться. Комнаты, сквозь которые они проходили, были такими же мрачными, как и гостиная, но мебель, как отметил Леон, в них стояла дорогая, хорошей работы, брошенные кое-где на пол ковры выглядели хоть и потёртыми, но недешёвыми. Очевидно, раньше у хозяев водились деньги и была возможность обставить дом по своему вкусу.
Леон поднялся вслед за Сюзанной на третий этаж, где девушка остановилась и указала на дверь комнаты.
— Располагайтесь, господин Лебренн.
— Благодарю, — он кивнул ей и вошёл внутрь. Комната, где ранее обитал отец Эжени, оказалась меньше, чем ожидал Леон, в ней было одно-единственное узкое окно, которое в такой пасмурный день почти не пропускало света. Обстановка была не то что бедной, скорее спартанской — очевидно, шевалье де Сен-Мартен не любил излишеств. Леону, впрочем, это было только на руку. Отбросив в сторону шпагу, плащ и перчатки, он опустился на кровать и подумал, что впервые за много дней наконец-то сможет выспаться.
Он действительно отдохнул за время краткого дневного сна и к вечеру даже почувствовал давно забытое ощущение бодрости. Ужинал он в одиночестве, если, конечно, не считать Сюзанну, которая то появлялась, то исчезала, подавала блюда, подливала вино, и по всему было видно, что она невероятно довольна появлением нового человека в замке. На вопрос об Эжени служанка ответила, что хозяйка ужинает у себя в комнате, и что такое случается довольно часто. Леон не стал вникать в подробности, воздал должное густому супу, запечённой рыбе, острому сыру и довольно неплохому вину, после чего поспешил покинуть столовую.
Причина такой спешки отчасти крылась в Сюзанне, которая беспрестанно улыбалась ему и без конца повторяла «господин Лебренн». Несмотря на то, что Леон прожил с этой фамилией большую часть своей жизни, теперь она казалась ему совершенно чужой, и каждое упоминание её резало, как острый нож, как ранее его резали бестактные вопросы Жаклин и Анжелики о его имени. «Если вам не нравится ваше имя, смените его…». Нечего сказать, хорошенькую шутку придумала Анжелика! Удивительно, что она не предложила капитану королевских гвардейцев уйти в монахи — наглости или же простодушия у неё вполне бы хватило.
