Ребекка вспомнила цветистую поэму Барнарда и его предложение убежать вместе. Она и не предполагала, что это письмо так повлияет на ее жизнь. Разумеется, большинство родителей пришли бы в бешенство, получи их дочь предложение сбежать в Гретна-Грин[1].
Ее без проволочек отправили наблюдать за приготовлениями в замке Керрик, но Ребекка знала, что это бессмысленное поручение придумано только для того, чтобы разлучить ее с Барнардом. Публичное осуждение брака как формы закабаления женщины – которое она гордо провозгласила, появившись в мужских брюках в обществе нескольких дюжин лордов и леди, – вместе с решением отказаться принять участие в наступающем светском сезоне, тоже мало помогло делу. Отец отослал Ребекку на несколько недель, чтобы она пересмотрела свои взгляды и задумалась о дочернем послушании. Как бы то ни было, Ребекка восприняла свой отъезд как изгнание.
Она вряд ли изменит свои взгляды. Ее всегда интересовало, почему мужчины думают, что должны управлять жизнью женщин. На самом деле Ребекка не была противницей брака; она просто хотела, чтобы муж считался с ней, признавал, что у нее может быть собственное мнение. Любовь, конечно, необходима, но не ценой потери индивидуальности. Она не собиралась только заниматься хозяйством и плодить детей.
Ребекка понимала негативное отношение отца к Барнарду, но его явное недовольство ее решением не выходить замуж удивляло девушку. Она знала его буйный нрав – детство и юность отца прошли в лондонских доках и в открытом море. Начав с горсти медных монет, он стал владельцем преуспевающей торговой компании, женился на дочери графа и получил в придачу титул. Этот человек всегда презрительно относился к светским условностям и был последовательным защитником свободной воли. Он следил за образованием дочери, научил ее множеству вещей, более свойственных мужчинам, и всегда поощрял высказываться откровенно. И все это делало его намерение выдать дочь замуж совершенно непонятным для Ребекки.
Она пыталась возражать, но отец оставался непреклонен, решив, что Ребекка должна однажды выйти замуж. И даже ее мать, единственная, кто мог бы повлиять на его решение, не могла ничего поделать. В конечном счете, Ребекка согласилась уехать скорее из-за того, что внимание Барнарда стало досаждать ей, чем из чувства раскаяния. Этот человек просто отказывался принимать отказ.
Ребекка не сказала Адаму всей правды о своем присутствии в замке Керрик, когда он спросил об этом. Но ведь она и не солгала! Сесил действительно был жадным грубияном. Однако же Ребекка не открыла Адаму всех обстоятельств. Похоже, она боялась увидеть в его глазах неодобрение.
Стон Адама вернул ее к действительности. Ребекка принесла кувшин с водой, взяла чистую простыню и разорвала на полоски. Вернувшись к кровати, она проверила, хорошо ли задернуты занавеси, прежде чем снять грязную рубашку и окровавленные бинты с тела Адама.
Девушка содрогнулась. Глубокая рана, не меньше пяти дюймов длиной, пересекала его бок прямо под ребрами, где кожа была пугающего пурпурно-черного цвета.
– Глупенький, посмотрите, чем закончилась ваша игра в солдатики, – мягко пожурила она. – Где же вы были? Что делали? – спрашивала Ребекка, не надеясь на ответ.
Осторожно стирая запекшуюся кровь с раны, она обнаружила полдюжины разорванных швов. Ее пальцы наткнулись на несколько старых шрамов, каждый из которых молчаливо свидетельствовал о суровой жизни, которую приходилось вести Адаму.
– Безрассудный и опрометчивый, тупоголовый грубиян! Вы исчезаете на месяцы, не давая о себе знать, а потом сваливаетесь мне на руки, израненный, надеясь, что я соберу вас по кусочкам.
Хотя Ребекка и знала, что Адам не может ее слышать, эта лекция сделала обработку его раны более приятной. Благодаря тому, что он оставался без сознания.
Ребекка как могла соединила разорванные нитки швов и наложила новую повязку.
Раздумывая, чем еще она могла бы помочь, Ребекка вдруг услышала скрип открывающейся двери. О Господи, она совсем забыла, что не одна в доме! Ребекка едва успела просунуть голову между занавесей, плотно притянув их к себе, как ее горничная заглянула в спальню.
– Простите, миледи, я не хотела вас будить, только собиралась узнать, не угодно ли вам чего.
– У меня сегодня с утра ужасная головная боль, Молли. Принеси немного лауданума и чай.
Из-за драпировок послышался какой-то шум. Ребекка поднесла руку ко лбу и демонстративно застонала, стараясь замаскировать непроизвольные стоны Адама.
Вспомнив, как мало она ела прошлым вечером, и осознав, что предстоит трудный день, девушка добавила:
– Два-три печенья тоже будут кстати. – Она подумала, что Адам, очнувшись, наверняка проголодается, и добавила: – А еще несколько кусочков сыра и один из тех чудесных пирогов с почками, которые накануне испекла кухарка. И ветчины. Не стоит беспокоиться обо мне, просто оставь все на подносе. Я уверена, что проведу весь день в постели.
– Может, позвать вашу тетушку?
– О Боже, только не это! – вздохнула Ребекка. Тетушка была последним человеком, которого она хотела бы сейчас видеть. Сколько шуму! Несмотря на золотое сердце, тетушка Дженет была ужасной сплетницей. Одни находили ее эксцентричной, как ее брат, другие старались не замечать, считая глупой гусыней; правда же заключалась в том, что тетушка обладала просто собачьим чутьем. Если бы она узнала о болезни племянницы, то наверняка просидела бы рядом весь день, донимая ее болтовней. И хотя пикантные подробности, которые Дженет знала о лондонских матронах, были всегда необычайно занимательны, сейчас у Ребекки не было желания и времени их выслушивать. – Я только хочу сказать, – слабым голосом добавила она, – что со мной все будет в порядке, тете не стоит беспокоиться.
Служанка нахмурилась и вышла из комнаты. После того как она принесла поднос с едой, Ребекка заперла дверь на засов. Поставив поднос на столик, девушка устроилась рядом с Адамом на кровати. Он судорожно метался под одеялом. Она влила ему в рот лауданум и вытерла потный лоб влажной тканью.
Он заметно похудел – не то чтобы она как-то по-особенному беспокоилась за него, нет, ее внимание было чисто дружеским. Ребекка аккуратно обтирала его лицо, широкую грудь, руки, тонкие пальцы и мозолистые, натруженные ладони, распекая себя за смелость и любуясь его красивым телом, трепетавшим под ее нежными руками. Она сбивала жар, пока Адам, наконец, не заснул как ребенок.
Теперь ей придется сидеть рядом и охранять его сон. Зевая, она прилегла на подушку рядом с ним, перебирая в уме все вопросы, которые намеревалась задать, как только он очнется. Ребекка заснула, радуясь, что Адам остался жив.
