Хаук покачал головой:
– Приходит время, когда мужчине в жизни нужно что-то иное.
У Эрика однажды было это «что-то иное». Или он думал, что было. Теперь, когда бы у него ни возникало желание попробовать вновь, Эрик каждый раз напоминал себе, кто он такой и как он оказался в Миклогарде.
Ты Эрик Хеймдальссон, обвиненный убийца и изгнанный сын своей северной родины, повторял он себе. Чужак в этом южном городе, только благодаря своей собственной доблести он поднялся от низкого статуса воина– тагматы до поста центуриона в варяжской гвардии – личной гвардии византийского императора. Эрик не боялся ни одного мужчину на свете. И не доверял ни одной женщине.
Кто-то в толпе предложил проверить, настоящий ли цвет волос у девушки, раз на нее такая высокая цена. Потом покупатели потребовали осмотреть ее тело.
– О нет, женщина, – у Эрика перехватило дыхание, когда девушка стала сопротивляться, вцепившись в свою одежду, – не пытайся им противостоять.
Торговец опять попробовал скинуть с нее паллу, но снова встретил отчаянное сопротивление. Маленький мужчина чуть не упал, когда она ударила его кулаком. Эрик не смог сдержать улыбку.
Во всех существах – от горячих скакунов, свирепых гончих собак до красивых, но хищных соколов, которых ему довелось приручить, он восхищался проявлениями силы духа.
Однако девушку ждала расплата за дерзость. Эрик стиснул зубы, когда пара евнухов схватили ее за руки и потащили прочь.
– Тысяча извинений, – заикаясь, обратился торговец к собравшимся покупателям. – Прошу вашего терпения, мы научим эту неблагодарную одалиску быть более послушной.
Толпа зашевелилась, ожидая начала наказания – первого удара, первой сладостной дрожи от первого душераздирающего крика жертвы. Чтобы не испортить товар, вместо хлыста на торгах использовали палки, которыми евнухи били жертву по пяткам. До Эрика доносились звуки ударов и вскрики евнухов. От самой же девушки он не услышал ни стона.
Эрик сжал кулаки. Он видел, как даже закаленные мужчины, которых подвергали подобному наказанию, начинали рыдать, но девушка даже не всхлипнула.
Эрик положил руку на рукоятку своего боевого топора, подумав о том, с каким удовольствием он вонзил бы его острые края в этих бесхребетных слизняков, истязавших ее. От этой мысли ему стало легче. Он знал, что, сделай он это на самом деле, его бы бросили в тюрьму. А тюрьма в Миклогарде была гораздо хуже, чем изгнание. «Кричи, женщина, – сквозь зубы процедил Эрик. – Это то, чего добиваются эти проклятые ублюдки».
Наконец звуки ударов прекратились, и Эрик понял, что девушка потеряла сознание. В толпе пронесся вздох, когда она появилась вновь. Она слегка пошатывалась, но шла без чьей-либо поддержки, покусывая побелевшие губы. Девушка снова взошла на помост, оставляя за собой тонкий след кровавых отпечатков на розовом мраморе.
Торговец опять было протянул к ней руку, но она остановила его своим взглядом. Ее темный глаз метал молнии, а светлый источал холодный яд. Торговец попятился назад.
«Возможно, она сейдкона,[5] раз смогла остановить мужчину только взглядом?» – подумал Эрик. Затем девушка обратила свой взор на покупателей. Ее презрение разливалось по толпе волнами.
Она резким движением раскрыла свою паллу и позволила ей упасть на землю. Одежда мягкими волнами накрыла ее израненные ноги. Девушка подняла вверх свои бледные руки, но в ее жесте не было ни капли подчинения. Она сама позволила им на себя смотреть.
Эрик не смог не воспользоваться этим. На нее стоило посмотреть. От макушки до кончиков пальцев он не нашел ни единого изъяна. Конечно, византийцы предпочитали женщин с более круглыми формами, но треугольник светлых волос на ее лобке, несомненно, вызовет их интерес.
Он был вынужден признаться, что это вызвало интерес и у него самого.
Все его тело вдруг буквально потянулось к ней, но усилием воли он заставил себя опомниться. «Ничего хорошего из этого не выйдет», – сказал он себе.
Но тут девушка посмотрела ему прямо в глаза и задержала на нем свой взгляд на несколько секунд.
«Помоги мне», – почти беззвучно прошептала она на языке его родины.
Он почувствовал, что тонет в ее разных глазах. Все звуки рынка вдруг стихли вокруг. Он втянул в себя нежный весенний запах фьордов, услышал, как перекликаются галки в лесу, почувствовал дуновение снежного ветра – отголоски дома, который он никогда больше не увидит. Внезапно она наклонилась вперед, чтобы поднять паллу. Ее груди опустились вниз, и он почувствовал непреодолимое желание к ним прикоснуться. Она снова натянула на себя паллу и устремила свой взгляд вдаль с нарочитым равнодушием.
Грек, конкурент Хаука, немедленно повысил свою ставку. Когда торговец снова обрел дар речи, рука Эрика взлетела, чтобы поднять цену и обойти грека.
– Что ты делаешь? – изумился Хаук.
– Возможно, оказываю тебе услугу, – ответил Эрик, подавая сигнал, что увеличивает цену. Ставка тем временем среди покупателей поднималась все выше и выше.
– Уверяю тебя, она колдунья. Я спасаю тебя от ее проклятых чар. Разве ты не видишь, что эта женщина может принести мужчине большие проблемы?
– Порой мужчина вовсе не против такого рода проблем, – Хаук скрестил мускулистые руки на груди и, приподняв рыжие брови, посмотрел на друга. – Если она тебе самому понравилась, то так бы и сказал.
Но Эрик уже не слышал его. Он подобрался поближе к подмосткам, держась одной рукой за боевой топор, а другой, взвешивая кожаный мешочек с деньгами и пытаясь припомнить, сколько там осталось от платы за прошлый месяц.
Грек опять поднял цену.
Эрик искоса взглянул на него. Он видел его раньше во дворце. Евнух, без всякого сомнения. Почти все, занимающиеся делами процветания Византийской империи, принадлежали к «третьему полу». И хотя телосложением грек походил на человека, побывавшего в бою, Эрику почудилось, что он уловил запах духов. Он презрительно скривил губы.
Неужели грек пытался приобрести товар для своего хозяина? Маловероятно. Император был последователем Христа. Его императорское величество имел пару тайных любовниц, но не содержал гарема. Множество наложниц имелось только у тех, кто верил в Пророка и переселился на жительство в Миклогард.
– Одолжи мне свои византины, – шепнул Эрик Хауку, еще раз подавая сигнал торговцу. Хаук вложил свой кошелек в руку Эрика.
Девушка все так же смотрела вперед, как будто не обращая внимания на то, какие страсти кипят вокруг нее. На мгновение Эрику показалось, что ресницы ее задрожали, а взгляд затуманился. Она глубоко вздохнула, и ее глаза заметались по толпе, как две птицы в клетке. Однако она встрепенулась и снова устремила свой взгляд вдаль.
