В самом деле, этот особняк производил лучшее впечатление, чем многие дома в Мейфэре с их безвкусным смешением египетской, турецкой и китайской мебели. Вспомнив довольно уродливую обстановку дворца принца-регента в Брайтоне, Роберт поморщился… Неумеренность стала олицетворением эпохи.
Сама мадам, загадочная и отстраненная, остроумная и неожиданно изысканная, была совершенно не похожа на опытную сводницу, которую он рисовал в своем воображении. Судя по ее правильной речи и манерам, она была хорошо образованна и некогда вращалась в обществе. Он слышал разные предположения относительно того, кто скрывается под именем Леди Фантазия. И в полумраке своего кабинета эта женщина явно старалась остаться неузнанной. Вспомнив, как элегантное темное платье великолепно облегало ее фигуру, Роберт понял, что на любом модном рауте эта дама оказалась бы в центре мужского внимания.
Что же заставило красивую женщину из хорошей семьи обратиться к такому низменному занятию? Возбуждающее презрение к благопристойности? Может быть, ее семья оказалась в затруднительном положении и ей потребовались деньги? В том, что у этой женщины в его деле есть свой интерес, не было никаких сомнений. Он заплатил огромную сумму авансом и должен будет заплатить еще больше, когда обучение завершится.
Роберт предпочел бы никогда больше не встречаться с этой женщиной, которой он признался в некоторой своей интимной… несостоятельности. Но он знал, что еще как минимум одной встречи не избежать, если он твердо намерен осуществить свой план. Кого она выберет для этих уроков? Хотя какое это имеет значение? Он ведь поставил условие, что встречи с девушкой будут проходить в темноте, почувствовав, что такая дама, как Верити, предпочтет именно такой способ. Конечно, и Кределия настаивала на том же… хоть это и не помогло.
Роб попытался прогнать мучительные воспоминания, и перед ним возникли образы испанских женщин. Их встречи были редкими и совершенно неудовлетворительными. «И тем не менее я вновь здесь и плачу женщине, чтобы она легла со мной».
Роб отбросил и эту мысль. Не пройдет и недели, и его долгое монашеское существование закончится. К худу ли, к добру ли, но он начал осуществлять свой план.
Роберт подошел к воротам, и молчаливый сторож открыл их, даже не попытавшись взглянуть налицо посетителя. Створки ворот на хорошо смазанных петлях раскрылись совершенно бесшумно.
Роб был благодарен густому туману, который словно одеялом накрыл город. Плотная пелена скрыла узкую аллею позади дорогого участка, где его ожидал неприметный черный экипаж. Как только Роб материализовался из густеющего тумана, его лакей Фрог, расторопно спрыгнув с козел, распахнул перед господином дверцу. Аллея выходила на Альфа-роуд, которая в этот ветреный вечер была абсолютно пустынна. Подковы звонко застучали по булыжной мостовой, оставляя шестого графа Баррингтона наедине с горькими воспоминаниями.
— Ты не поверишь, Грейс, — произнесла Амбер и, таинственно умолкнув, прошла через комнату Грейс Уинстон к застекленному шкафчику с напитками.
Пушистый восточный ковер полностью поглотил звук ее шагов, и казалось, что Амбер плыла в воздухе.
Она достала из шкафчика высокий графин с узким горлышком и налила приятельнице бокал ее любимого портвейна. В отличие от Амбер, которая отдавала предпочтение относительной строгости неоклассицизма, Грейс любила французский ампир — белое, богато украшенное золотом и голубым.
— Умоляю, поведай мне что-нибудь, чему я не могла бы поверить, — сказала Грейс и, усмехнувшись, величавым жестом приняла предложенный ей бокал.
Она откинулась на спинку обитого парчой кресла эпохи Людовика XV и подождала, пока Амбер уселась в такое же кресло напротив нее. Грейс была красивой женщиной, несмотря на годы, которые посеребрили ее некогда каштановые волосы. Легкая полнота сдерживала появление морщинок на лице, а искусный макияж позволял ей выглядеть на сорок пять, когда на самом деле она уже давно перешагнула печальный пятидесятилетний рубеж.
— И чего же хочет граф?
— Роберт Сент-Джон жаждет научиться доставлять женщине удовольствие в постели. Ты можешь этому поверить?
Грейс широко раскрыла свои и без того круглые голубые глаза.
— Не может быть! Но ведь он уже далеко не мальчик и к тому же красив, как дьявол. Меня всегда удивляло, почему не сплетничают о его романах. Конечно, связь с этими клэпхемскими фанатиками и мистером Уилберфорсом… Избави нас, Боже, от религиозных реформаторов! Ах, какая бесполезная трата сил! — пробормотала она, покачивая головой.
— Значит, теперь он желает поклоняться другим святыням, — сказала Амбер.
— Клянусь, будь я молодой, я была бы рада стать его жрицей. — Грейс рассмеялась: — Чего же он так долго ждал? Ведь сейчас ему не меньше двадцати пяти.
— Он должен жениться и произвести на свет наследника.
— Для этого вряд ли требуются уроки, — сказала Грейс, насмешливо фыркнув. — Мой опыт показывает, что недостаток умений никогда не останавливал обуреваемых страстью молодых людей.
— Он озабочен тем, чтобы доставить удовольствие своей жене… причем хочет добиться этого в темноте, чтобы ненароком не оскорбить ее деликатную натуру, хотя я подозреваю, что на самом деле проблема в его чувствах.
Грейс внимательно посмотрела на молодую женщину, заменившую ей дочь, которую она потеряла еще в юности. Амбер была прелестна, как весенняя роза, ее темные, каштанового цвета волосы и золотистые глаза вполне соответствовали ее имени[1], но слишком часто эти глаза туманили воспоминания о прошлом. В голове у Грейс промелькнула мысль. Наклонившись вперед, она спросила:
— Ты в самом деле веришь, что Сент-Джон боится любовных игр?
«Как и ты сама».
— С чего бы иначе пылкий реформатор, связанный с закостенелыми моралистами, рискнул прийти сюда, пусть даже под покровом темноты? — задала Амбер риторический вопрос.
Наклонив голову, Грейс согласилась:
— Действительно. Если самый слабый слушок о его визите сюда дойдет до этих «святош», поднимется такой шум, что по сравнению с ним убийство премьер-министра Персивала покажется укусом блохи. Баррингтон весьма осторожный человек, но рискнуть всем ради любви… В темноте… гм…
Она постучала по подбородку указательным пальцем и пристально посмотрела на свою молодую подругу.
— Ты так оценивающе смотришь на меня, словно кухарка в мясной лавке на баранью лопатку, — сказала Амбер с подозрением.
Грейс пригубила ароматный портвейн и усмехнулась:
— Ягненок на убой? Нет, это совсем не тот случай.
