Румянец на лице Присциллы поблек, а се дерзость растаяла без следа, когда она наконец уловила нотки едва сдерживаемого гнева в голосе тети. Подбородок девушки задрожал.
– Но я люблю его, тетя Беатрис! – Слезы навернулись ей на глаза. – Я всегда буду любить его! Что бы вы ни делали, это чувство не изменится. – Сдерживая рыдания, Присцилла подхватила юбки и кинулась к лестнице.
Беатрис смотрела вслед своей подопечной. Когда вдалеке хлопнула дверь, она закрыла глаза и попыталась выбросить из головы мысли о любовных страданиях племянницы. На мгновение в больших карих глазах Присциллы – как эти глаза напоминали ей взгляд любимой сестры! – она увидела боль, настоящую боль. И на мгновение Беатрис, отбросив все расчеты, позволила своему сердцу раскрыться навстречу этому чувству. А что, если она ошибается? Что, если это действительно составит счастье... Она приказала себе остановиться и тут заметила, что Элис уже давно с пониманием смотрит на нее.
– Кажется, я догадываюсь, – сказала секретарша. – Мы возвращаемся в город.
– Умница. Я давно повышала тебе зарплату?
– В прошлом месяце.
– Ну что ж, в этом жди еще одной прибавки. – Беатрис снова нетерпеливо откинула шлейф и направилась в библиотеку. – И вели готовить чемоданы. Мне все равно через несколько дней надо было появиться в городе – просмотреть квартальный отчет корпорации до того, как он попадет в газеты, а заодно посетить заседание исполнительного комитета ассоциации суфражисток. Отправляемся рано утром. Завтра к этому времени я хочу снова быть на Пятой авеню, подальше от садов, залитых лунным светом, и прочей дребедени.
Распахнув двери библиотеки, она включила электричество и направилась к столу, где были аккуратными стопками сложены документы, громоздились гроссбухи и папки. Задумчиво глядя на эту кипу бумаг, Беатрис заметила листок с памфлетом, который она составляла для Всеамериканской женской организации суфражисток. Она наконец успокоилась. Здесь ее мир, ее мечта и то наследие, которое она оставит на земле.
– Любовь, – бормотала она, собирая и складывая документы. – Какое отношение ко всему этому имеет любовь?
Все в Нью-Йорке знали – чтобы найти какого-нибудь ирландца, надо отправиться к О'Тулу. Ресторан, расположенный посредине разросшегося Восемнадцатого округа, был одним из трех мест в городе, где встречались ирландские буржуа и начинающие политики. Рано или поздно любой из бывших жителей Зеленого острова, оказавшийся в Нью-Йорке, открывал эти тяжелые двери из стекла и красного дерева, замирал на этом полу из пестрого мрамора, восхищаясь панелями из полированного дерева, огромным зеркалом в золоченой раме, висящим над баром, и поражался тому, каких высот может достичь ирландец в Америке.
В дальней части зала, вокруг стола с остатками роскошного обеда, сидели с полдюжины человек, каждый из которых – кто хитростью, а кто и силой – добился такого признания, что их ирландская демократическая организация «Таммани Холл» стала, по сути, заправлять всеми городскими делами. Присутствующие продвигались по лестнице политической карьеры с самых низов – от курьера до помощника партийного босса и от мелкого чиновника до крупного должностного лица. Вес в обществе и определял их статус на этом собрании, где обсуждалась стратегия предстоящей выборной кампании.
– Решено, парни, – провозгласил пузатый Ричард Крокер. Лидер партийной организации вынул изо рта сигару, распространяя вокруг себя пары бренди. – Мы проведем несколько дебатов с представителем партии реформ. Мерфи и Макфадден, – он махнул рукой в сторону назначенных им помощников, – проверят, чтобы толпа была настроена дружелюбно. И передадим нашим ребятам из газет – пускай займутся предсказаниями и напророчат победу нашему парнишке. – Он замолчал и улыбнулся самому младшему из присутствующих. – Не то чтобы ты сильно нуждался в их поддержке, Коннор. Каждое твое словечко и без этого так и просится на бумагу!
Коннор Салливан Барроу улыбнулся в ответ. Это была всего лишь короткая ухмылка, но в ней отразились бездна обаяния и, конечно, чистосердечие. На всех сидящих за столом она, как всегда, произвела неотразимое впечатление. Обмениваясь одобрительными кивками и подмигивая друг другу, члены выборного комитета единодушно приняли кандидатуру Коннора.
– Я слышал, что реформаторы могут выставить Уильяма Дженнингса Брайана от Незертона, – сказал он.
– Не важно, кого они выставят. – Босс прикусил сигару. – Избирателям.достаточно будет взглянуть на твою славную ирландскую физиономию, мой мальчик, и победа у нас в кармане.
Все одобрительно загудели.
– Жалко, что женщины не голосуют, – послышался нетрезвый голос с дальнего конца стола, – мы бы смели...
Присутствующие обернулись, и на их лицах отразилась целая гамма чувств – от легкой брезгливости до неприкрытого ужаса. Сильно поддавший член городского правления потер подбородок, соображая, что за нелепицу он произнес. Через мгновение все милосердно позволили ему вновь погрузиться в забытье.
– Дать женщинам право голоса, – пробурчал Крокер. – Это все виски виновато. Ни один трезвомыслящий человек не предложил бы подобного, даже торговцы-реформаторы со своим лозунгом «один человек – один голос» не опустятся до такого! – Затем он повернулся к своему помощнику Чарлзу Мерфи, сидевшему слева: – Проследи и все устрой. Я назначаю тебя ответственным, Мерфи. У меня и так забот полон рот – продвигаю Гилроя в мэры.
– Простите за то, что прерываю, мистер Крокер, – собравшиеся за столом повернули головы, – но здесь парень давно ждет, когда вы прерветесь. – Один из помощников по Четвертому округу держал за руку взволнованного молодого человека.
– У нас дела. – Крокер отвернулся. – Ему придется завтра утром прийти в городской совет.
Проситель, сжимавший в руках потертую твидовую кепку, был, казалось, немного не в себе. Он не двинулся о места, когда помощник кивком головы указал ему на дверь.
– Подождите. – Коннор изучающе рассматривал нескладную фигуру юноши, решив, что тот слишком молод, чтобы иметь такие понурые плечи. Только две вещи могли согнуть кого угодно: горе и непомерная ответственность. – Как тебя зовут, друг?
– Грейди, сэр. Томас Грейди.
Коннор наклонил голову, продолжая разглядывать юношу.
– Ты не родственник Мика Грейди с Морской аллеи?
– Это мой отец, – выпрямившись, ответил молодой человек..– Он умер в прошлый вторник. Вот почему мне теперь нужна работа получше. У мамы еще шестеро малышей, а моя жена... – он опустил голову и опять принялся скручивать кепку, – она ждет первенца.
