Взгляд отца вдруг как-то потух. Гизела знала, что ему, как и многим артистическим натурам, свойственны резкие перемены настроения. Только что он был полон энергии и жизненных сил, а в следующую минуту силы внезапно покидали его. Порой у нее возникало желание в буквальном смысле его поддержать, настолько слабым и беспомощным он тогда становился.
Словно признав правоту дочери, Пол Феррарис поднялся и направился к двери.
– Спокойной ночи, моя дорогая, – сказал он, зевая. – Ты такая же впечатлительная, как твоя мать. Но, как ты верно сказала, мы поговорим об этом завтра. Сейчас уже поздно.
С этими словами он вышел из маленькой комнаты в задней части дома, где фрау Бубин накрыла им стол.
Напротив гостиницы был ресторан, и во время ужина Гизела украдкой наблюдала за посетителями, расположившимися за столиками под тенью деревьев.
Фрау Бубин уговорила Феррариса и его дочь поужинать пораньше, потому что хотела обслужить их сама. Они с радостью согласились, тем более что оба очень проголодались.
Гизела прихватила с собой шаль на случай, если ей захочется прогуляться. Шаль великолепно шла к платью Гизелы, но пока она не стала ее надевать, а просто сложила шаль на коленях. Посмотрев за окно, Гизела подумала, что ложиться спать еще рано, что бы там ни говорил отец. Ей не терпелось поближе познакомиться с Венским лесом, о котором она столько слышала и так много читала. В ее представлении это было самое романтичное место в мире, и в том, что это действительно так, Гизела окончательно убедилась по дороге в гостиницу: стройные тополя, плакучие ивы, серебристые стволы берез на склонах холмов, поросших ракитой, привели ее в восхищение. Воздух был напоен дивным ароматом сирени, которая не успела еще отцвести.
Гизела вышла из комнаты, но вместо того, чтобы подняться по деревянной винтовой лестнице на второй этаж, она, почти не задумываясь, вышла через открытую дверь в сад. Впрочем, при ближайшем рассмотрении сад оказался всего лишь небольшой лужайкой, усыпанной благоухающими цветами. Лужайка была частью леса, и деревья, подступающие почти вплотную к дому, казались молчаливыми стражами-великанами, охраняющими гостиницу.
Какая вокруг красота! Отсюда, с холмов, видны были огни Вены, которые то появлялись, то исчезали в просветах между деревьями. Быстро темнело, и очертания домов становились расплывчатыми. Только величественный шпиль Святого Штефана серебрился в сумерках – прелюдии к наступающей ночи. Огни города были похожи на падающие звезды, и Гизела представила себе скрытое за густыми кронами небо, усыпанное настоящими звездами, сверкающими, как бриллианты на фоне мягчайшего бархата.
Это было настолько волнующе, что Гизеле казалось, будто у нее выросли крылья и она летит, едва касаясь земли.
Она готова была закружиться под тихую музыку, звучащую, словно звуки целесты, в шелесте ветвей и аромате невидимых цветов.
Слева между деревьями открылся просвет, и глазам девушки предстала долина Дуная. Она подумала, что где-то там находится остров Гансехауфел и знаменитый замок Корнебург. Завтра она их увидит. А еще отец обещал показать ей дворец Шенбрунн, построенный в стиле барокко, и купол Карлкирхе.
Как много интересного нужно увидеть, сколько услышать! Даже мысль о том, чтобы пойти и лечь спать, казалась Гизеле преступлением.
Один за другим в городе загорались огни, наполняя долину мерцающим светом. Гизелу вдруг охватило предчувствие, что здесь ее ждет что-то удивительное и волнующее. Неожиданно ей показалось, что в Вене она найдет что-то такое, чему она не смогла бы придумать названия, но это было именно то, чего ей не хватало всю жизнь. Отец так часто рассказывал про Вену, что этот город приобрел для Гизелы почти мистическое значение, которое невозможно описать словами. Выразить его могла бы лишь музыка.
Размышляя об этом, она вдруг заметила, что действительно слышит музыку. Но это была не та музыка, которую играл отец, это была песня, которую пели мужские голоса.
Гизела без труда узнала мелодию. С того момента как они пересекли границу, она слышала ее повсюду: ее насвистывали и напевали в поездах, на станциях, в гостиницах и ресторанах. Это был очень известный вальс, и Гизела скоро заметила, что каждый придумывал на его мотив собственные стихи или изменял их по своему усмотрению.
Голоса звучали все ближе, и Гизела смогла разобрать слова:
Ищу любовь, играю с нею в прятки.
Ищу любовь. Где спрятаться могла?
Ни быстрый конь, ни пьянство без оглядки
Ей не позволят скрыться от меня.
Она подумала, что эти слова наверняка сочинили студенты.
Вновь повторилась строка: «…ей не позволят скрыться от меня», после чего поющие разразились такими буйными выкриками, что с деревьев посыпалась листва. Компания явно шла по той самой тропинке, где в нерешительности остановилась Гизела, и внезапно она осознала опасность своего положения. Нет сомнения, студентов позабавит встреча с хорошенькой девушкой, в одиночестве гуляющей по лесу. Она была уверена, что они не причинят ей вреда, но боялась, что им взбредет в голову поцеловать ее или начать уговаривать пойти с ними.
В панике Гизела уже хотела со всех ног броситься назад в пансион, но испугалась, что в такой темноте непременно упадет и расшибется.
Кроме того, она понимала, что ее светлая шаль обязательно привлечет внимание незнакомцев.
Оглянувшись вокруг, она обнаружила неподалеку, среди деревьев, небольшую беседку. Вероятно, ее поставили здесь специально для парочек. Густой плющ, обвивавший беседку, надежно защищал их от непогоды и любопытных взоров.
Голоса звучали уже совсем близко, и Гизела, проворно скользнув под своды беседки, забилась в самый дальний угол, где стояла деревянная скамейка. Те, от кого пряталась Гизела, весело распевали и, судя по всему, выпили немало пива или скорее всего местного вина, которое было необычайно вкусным. Гизела вспомнила, как отец рассказывал ей, что вечером после занятий любой, даже самый бедный студент не мог отказать себе в удовольствии опрокинуть стаканчик-другой этого вина с гринзингских виноградников.
Гизела дрожала от страха. Голоса неумолимо приближались, и ей уже стало казаться, будто слова песни адресованы лично ей:
Ни быстрый конь, ни пьянство без оглядки Ей не позволят скрыться от меня.
«Глупости! – убеждала она себя. – Они просто поют и совсем не имеют в виду меня».
Если бы было возможно вернуться на несколько часов назад! Теперь Гизела отчаянно желала оказаться в пансионе. Ну почему она не отправилась спать, как велел ей отец!
Конечно, это безумие – разгуливать одной по лесу, тем более в столь поздний час. Но вечер был так прекрасен…
