Глава 1
Бостон, 1889 г.
— Иди ко мне!
Лаура Салливен застыла на пороге библиотеки. Она позабыла о суматохе, заставившей ее броситься на поиски тети Софи, едва увидела хрупкую темноволосую женщину, стоявшую в середине комнаты. Интересно, чем это тетя занимается?
Софи Чандлер неподвижно стояла, закрыв глаза и протянув руки к стене.
— Иди ко мне! — повторила она неестественно глухим голосом, доносившимся как будто из погреба.
Лаура взглянула на стену, недоумевая, кого призывает тетя. Хотя стеклянные дверцы одного из книжных шкафов, встроенных в стены, были распахнуты, она не видела за ними никого и ничего, кроме полок с книгами в кожаных переплетах. Софи раскрыла глаза. Странное выражение лица сменила хмурая гримаса.
— Увы!
— Я вам помешала? Тетя, что с вами? Софи взглянула на Лауру и улыбнулась.
— Ничего, дорогая. Я в полном порядке. Софи направилась к креслу-качалке около камина, бормоча что-то насчет книг, которые не желают идти ей навстречу. Ее сапфирово-синяя юбка покачивалась, как колокол в воскресное утро. Она нагнулась к раскрытой книге, лежавшей в кресле, обитом вишневым бархатом, и принялась сосредоточенно изучать ее.
— Это книга, которую Ридли нашел на прошлой неделе?
— Да. Книга Рейчел Пакстон, — Софи провела пальцами по верхнему краю алого кожаного переплета. — Замечательная вещь, правда?
Книгу нашли в винном погребе, под половицей, провалившейся под ногой дворецкого.
— Я думаю, что бедный Ридли не считает ее такой уж замечательной, — заметила Лаура. — Сколько дней он потом хромал!
— Бедняга. Но только подумай, что он нашел! Этой книге больше двухсот лет, а выглядит она почти как новенькая.
Оконные ставни были задернуты вишневыми шторами. Лаура подошла к окну полюбоваться красотой заснеженного пейзажа, и увидела то, что и ожидала увидеть, — полную луну, круглую и сверкающую серебром на фоне черного неба.
Придет ли он сегодня?
Разумом, призвавшим на помощь все возможные логические доводы, она понимала, что лучше держаться от него подальше. Но сердце говорило об обратном. Оно желало, чтобы он пришел и унес ее из реальной жизни. И все же Лаура знала, что проблемы этого мира не оставят ее, даже если она постарается не замечать их. Она должна принять решение — причем в очень скором времени.
— Глядя на эту книгу, я поражаюсь, каким образом она так хорошо сохранилась, пролежав столько лет в погребе.
— Наверно, все дело в том, что она лежала в железном ящике.
— Может быть. А может быть, дело в волшебстве.
Лаура недоуменно взглянула на тетю.
— Я предпочитаю считать, что дело в железном ящике.
— «Сила Матери-Земли» будет жить во всех моих потомках, — прочитала Софи. — Я завещаю своим потомкам эту книгу, книгу заклинаний, ибо только с ее помощью они смогут обрести могущество».
— Тетя Софи, но вы же не верите в это шарлатанство!
— Лаура, ты только подумай! Мы происходим по прямой линии от Рейчел Пакстон. Твоя прабабка была урожденной Пакстон. — Софи смотрела на Лауру широко раскрытыми удивленными глазами. — Я припоминаю, что бабушка видела во снах странные вещи и умела предсказывать будущее. Теперь мне все понятно!
— Вы в самом деле верите, что она умела предсказывать будущее?
— Она слишком часто оказывалась права, чтобы считать это простым совпадением, — произнесла Софи, глядя в книгу. — Возможно, мы, как и Рейчел, несем в себе «силу Матери-Земли».
— Осторожнее, тетя Софи! Рейчел сожгли на костре, потому что она называла себя колдуньей.
— Белой колдуньей. В книге говорится, что те, кто владеет «силой Матери-Земли», не могут никому повредить своим волшебством. Рейчел всего лишь пыталась вылечить соседа, сломавшего ногу, — Софи покачала головой, поглаживая старую книгу. — Бедняжка! Ей едва исполнилось двадцать лет, когда ее жизнь так жестоко оборвалась. У нее осталось трое маленьких детей.
— Да, это было настоящее горе, — отозвалась Лаура, глядя сквозь квадратное стекло в сад за домом, где под толстым белоснежным покровом спали цветы, как будто ответы на ее вопросы можно было найти в лунном сиянии, разлитом по белизне сугробов. — Какая жалость, что Рейчел верила в заклинания и подобную чушь!
— Чушь? — В голосе Софи можно было расслышать ужас перед здравомыслием Лауры. — Лаура, неужели ты никогда не верила в волшебство?
Зимний холод просачивался сквозь окна и проникал через изумрудный кашемир платья в самую душу Лауры.
— Я верю только в то, что могу увидеть и потрогать.
— Но в мире есть многое, к чему нельзя прикоснуться рукой, много тайн, необъяснимых, как само время. В каждом из нас есть чуть-чуть волшебства.
— Неужели? — возразила Лаура, подумав, что если в мире действительно есть волшебство, ей не пришлось бы мучиться, думая о решении, которое она должна принять.
— Вспомни то время, когда ты была ребенком, Лаура; вспомни, как ты играла в «верушки» со своими друзьями, когда ты смотрела на дерево и представляла, что это рыцарь в сверкающих доспехах. Это волшебство по-прежнему живет в тебе.
Лаура прижала ладонь к оконному стеклу, наблюдая, как тепло, исходящее от кожи, растапливает ледяные узоры.
— Я никогда не играла в «верушки».
— Никогда?
— Никогда. — Это была полуправда, но как ей объяснить Софи, что она играла в такие игры в своих снах, с мальчиком, который существовал только в ее воображении? — Маме всегда был нужен покой, а не шумный ребенок, бегающий по всему дому.
— Но ты же наверняка ходила играть с другими маленькими девочками? Лаура покачала головой.
— Вы же знаете, какой болезненной была матушка.
«Веди себя тихо, твоя мать отдыхает», — она слышала эти слова едва ли не каждый день.
— Да. Я-то знаю, какой она была болезненной.
В голосе Софи проскользнула странная нотка, легкий намек на неприязнь, который потряс Лауру. Она обернулась к тете, но увидела на лице Софи одну лишь нежность и сочувствие.
— Мама боялась, что я подхвачу какую-нибудь заразу и принесу ее домой.
— Конечно. Значит, большую часть времени ты была совсем одна.
Лаура поморщилась, услышав в голосе Софи жалость. Ей не нужна ничья жалость!
— Мне нужно было почаще навещать тебя, мое милое дитя.
— Я читала и занималась. Уверяю вас, у меня было замечательное детство.
— Однако никогда не поздно научиться верить в волшебство.
Лаура провела пальцем по стеклу, стирая след своей ладони. Капли влаги стекали вниз, как слезы.
— Тетя Софи, вы неисправимо романтичны.
