– Певчая птичка с коробочкой, украшенной голубыми эмалевыми панелями… Какого дьявола?..
– Музыкальная шкатулка, – объяснила она срывающимся голосом. – Для детей – для моих сестренок!
– Ага, понятно, – сказал он, откладывая счет.
Она было воспряла, но тут же снова пала духом, едва граф воскликнул:
– Боже милосердный!
Она с трепетом взглянула, что вызвало это удивленное восклицание, и обнаружила, что он держит очередной свернутый в трубочку документ.
– Сорок гиней за одну шляпку? – недоверчиво спросил он.
– Да, кажется, это и вправду дороговато, – признала она. – На ней… на ней три совершенно шикарных страусовых пера, вот. Вы… вы сказали, что она вам нравится! – в отчаянии добавила она.
– Ваш вкус всегда безупречен, моя дорогая. А остальные восемь шляпок, которые вы купили, они мне тоже понравились или я их еще не видел?
Она в ужасе пробормотала:
– К-как восемь, Джайлз, не может быть!
Он засмеялся:
– Восемь! И нечего приходить в такой ужас! Не сомневаюсь, что все они были вам необходимы. Конечно, сорок гиней – это несколько дороговато, но это прекрасная вещица и очень идет вам. – Она благодарно улыбнулась ему, он взял ее за подбородок и слегка ущипнул. – Да, прекрасно, мадам, но это только вступление, а теперь будет настоящий выговор! Вы швырялись деньгами самым возмутительным образом, моя дорогая. Похоже, у вас нет ни малейшего представления о том, как вести хозяйство, и едва ли вы хоть раз в жизни вели запись расходов. На этот раз я оплачу ваши долги и переведу на ваш счет еще сто фунтов. Это поможет вам – во всяком случае, должно – чувствовать себя уверенно до конца квартала.
– О, благодарю! – воскликнула она. – Как вы бесконечно добры! Я буду очень стараться, обещаю!
– Я полагаю, что вам не придется прибегать к очень строгой экономии, – сказал он с иронией в голосе. – Но если у вас еще есть неоплаченные счета, дайте их мне сейчас! Я не буду браниться, но я предупреждаю вас, Нелл, нет никакого смысла хранить ваши деньги у Чайлда, если вы залезаете в долги, где только можно! К концу квартала неоплаченных счетов быть не должно, так что если вы скрываете от меня еще какие-нибудь счета, лучше освободитесь от них сейчас же! Если я узнаю, что вы меня обманули, я рассержусь на вас и уже не ограничусь только выговором!
– А что… что вы сделаете, если к концу квартала у меня окажутся долги? – спросила она с испуганным видом.
– Буду выдавать вам деньги только на повседневные мелочи и устрою так, что все ваши счета будут присылаться для оплаты прямо ко мне, – ответил он.
– О нет! – покраснев, вскричала она.
– Уверяю вас, мне это будет так же неприятно, как и вам, и так же унизительно. Но мне приходилось видеть, к чему могут привести такие безоглядные траты, столь милые вашему сердцу, и я не допущу, чтобы это произошло в моем доме. Так что подумайте, Нелл. Вы отдали мне все счета?
От сознания того, что она уже обманула его, от угрозы, сопровождаемой выражением железной решимости на его лице, она едва не лишилась чувств. Подавляя волнение, которое не позволяло ей спокойно размышлять, она поспешно произнесла:
– Да… о да!
– Прекрасно. Тогда больше не будем говорить об этом.
Ее сердце наконец немного успокоилось, и она произнесла смиренным голосом:
– Спасибо! Я так вам признательна! Я вовсе не хотела быть женой-транжирой.
– А я – мужем-тираном. Мы могли бы ладить друг с другом гораздо лучше, Нелл.
– Нет, нет! В смысле, я никогда так о вас не думала! Вы ужасно добры – и извините, что доставила вам столько хлопот. Еще раз прошу, простите меня!
– Нелл!
Он протянул к ней руку, но она не приняла ее, а только нервно улыбнулась и снова проговорила:
– Спасибо! Вы такой добрый! О, уже так поздно! М-можно я теперь пойду?
Его рука опустилась, и он проговорил совсем уже другим тоном:
– Я же не школьный учитель! Можете идти, если хотите!
Она пробормотала что-то бессвязное о его сестре и Олмаке и выскочила из комнаты. Его жест, которым окончилась эта сцена, где он вел себя именно как школьный учитель, а вовсе не муж, показался ей скорее выражением доброты, чем проявлением более теплых чувств; ее нервы были так напряжены, что она уже не могла ответить на него так, как обычно заставляла себя реагировать на все проявления внимания с его стороны. Она знала, что ее побег может обидеть его; но ей не приходило в голову, что это может причинить ему боль, поскольку с самого начала своей семейной жизни она усматривала в выполнении им супружеского долга лишь его рыцарскую решимость не показывать ей, что, хотя он и дал ей свое имя, его сердце принадлежит другой.
Оставшийся в комнате наедине с довольно горькими мыслями Кардросс все более укреплялся во мнении, что те доброжелатели, которые отговаривали его от женитьбы на Нелл, были правы: из брака с одной из Ирвинов не могло выйти ничего хорошего. Его кузен, принадлежащий к сливкам общества, мистер Феликс Хедерсетт, заявил ему совершенно определенно: «Ничего не хочу сказать против кобылки, приятель, но мне не нравится сама конюшня».
Что ж, ему и самому не нравилась «конюшня». Меньше всего на свете ему хотелось породниться с Ирвинами; и уж ничто не казалось ему более неуместным, чем брак по любви. Жениться рано или поздно – это долг, но уже на протяжении нескольких лет он наслаждался приятной связью с некой модной дамой свободных нравов и достаточного благоразумия, и ему в голову не приходило, что он может пасть жертвой голубых глаз и задорной ямочки. Но случилось именно так. Впервые он увидел свою Нелл в бальной зале и был мгновенно сражен не столько ее безусловной красотой, сколько нежностью ее лица и невинностью пытливого взгляда. И прежде чем он понял, что произошло, он потерял голову, и все соображения благоразумия мигом улетучились. Она принадлежала к семье расточителей, способных промотать любое состояние, но, глядя в ее глаза, он верил, что эта проклятая болезнь семьи Ирвинов каким-то чудом не затронула Нелл.
Когда он женился на ней, ей не было и восемнадцати; она была моложе его на четырнадцать лет, и, оказавшись один на один с застенчивой женой, он обращался с ней очень мягко, веря, что нежностью и снисходительностью завоюет любящее, живое создание, которое, по его глубочайшему убеждению, обитало в этой нервной девочке.
Порой ему казалось, что успех близок, но он так и не завоевал ее, и в нем стал расти страх, что он обманывает себя. Она была добросовестна, даже покорна; иногда – прекрасная собеседница с прекрасными манерами; но хотя она никогда не отталкивала его, она никогда не проявляла инициативы и не давала ему понять, насколько счастлива быть с ним вместе. Поселившись на Гросвенор-сквер, она с явным удовольствием окунулась во все модные развлечения, вывозила в свет свою юную золовку, быстро приобрела собственную «свиту» и вовсе не была похожа на жену, которая требовала от мужа, чтобы он постоянно находился с ней рядом. Она была расточительна; он только сегодня обнаружил, что, как и вся ее семья, она склонна к азартной игре; а всю свою любовь и привязанность она, как оказалось, щедро тратила на своих маленьких сестренок и непутевого братца. Было немало людей, говоривших Кардроссу, что Нелл вышла за него замуж только из-за его богатства. Он не верил им, но теперь начал задумываться. В ее поспешном бегстве из комнаты он увидел только желание избалованного ребенка поскорее убежать от хмурого учителя; ему и в голову не приходило, что она убежала, испугавшись, что ее чувства вот-вот вырвутся наружу.
