Платье с павлиньим узором тоже придумала она. Оно было сшито из прозрачного черного шелка, спереди красовалась роскошная вышивка в виде радужных перьев, однако изюминкой наряда был шлейф, с удивительной точностью имитирующий сложенный павлиний хвост.
Мэри сшила и поразительное платье с изысканным названием «embrun de mer»[1] – волны невесомой сверкающей прозрачной ткани всех оттенков зеленого свободно колыхались вокруг корсажа, а не были пришиты к нему, как у большинства платьев. В танце это произведение портновского искусства и впрямь напоминало морские брызги, оправдывая свое название. Даже надетое поверх корсажа и нижней юбки, оно выглядело волшебно.
У Мэри и Джейн были сомнения по поводу костюма богини, однако Джорджия настояла и была звездой на Пиру олимпийцев два года назад. Она изображала Афродиту в классическом греческом одеянии, которое создавало иллюзию полностью обнаженной груди. На самом же деле тело ее до самой шеи было скрыто плотно облегающей тканью телесного цвета. Это было потрясающе забавно, и Дикон так гордился ею.
Разумеется, теперь злые языки утверждали, что она тогда и в самом деле была почти обнажена. Сейчас ей положительно стоило вести себя скромнее – по крайней мере некоторое время. Но все-таки она едет в Лондон! И совсем скоро будет танцевать на балу в своем «павлиньем платье»…
Что же до лорда Дрессера, то она поклялась себе не выказывать ни тени смущения при виде его увечья. Он получил эту рану на королевской службе и достоин лишь самого доброго отношения. Особенно теперь, когда послужил столь великолепным предлогом для поездки в Лондон.
Дрессер стоял под каменной аркой сада Йорк-Гейт, глядя, как приближается леди Мейберри, и чувствовал, что сердце его бьется чересчур сильно. Несколько недель, проведенных в здоровом деревенском климате, так и не смогли изгладить первого впечатления от их встречи. Образ ее преследовал его в сновидениях, и даже среди бела дня он то и дело представлял ее в роли супруги, хозяйки его дома.
И пусть это смешно, но он ремонтировал крышу поместья, думая о ней! И даже заменил окна в гостиной с той же мыслью… Конечно, это было не к спеху, однако гостиная – это королевство женщины.
И вот он вновь видит ее, однако она совсем иная, и этой новой женщине в его сновидениях, похоже, будет неуютно.
Ее широкополая соломенная шляпа украшена розовыми бантами, а платье с объемным кринолином сшито из розовой в полосочку материи – смелый выбор, учитывая ее струящиеся по плечам распущенные рыжие кудри. Помимо того, они с матерью избрали для путешествия не просто лодку, а богато вызолоченный ялик, на веслах которого сидели шестеро гребцов в ливреях. Еще два лакея в напудренных париках были к услугам дам на любой возможный случай, а на борту суденышка сверкал фамильный герб Эрнескрофтов.
Да, она пришелица из иного мира, и ему надлежит свято об этом помнить!
Он спустился на причал, дабы встретить прибывших, однако не слишком торопился, так что леди Эрнескрофт успела выбраться на берег, опершись на руку лакея, и Дрессер предложил руку своей Цирцее. Ее открытая сияющая улыбка была красноречива.
– Отлично исполнено, Дрессер! Вы внушаете мне надежды.
– Надежды, леди Мейберри?
– На то, что вы небезнадежны в свете. – Джорджия помешкала, давая горничной время оправить ее обширные юбки. – Я была удивлена, узнав, что вы в Лондоне.
– Причиной тому насущные надобности. Давайте-ка уйдем прочь от дурно пахнущей реки на не менее вонючие улицы! – Он отвесил поклон матери девушки. – Ваши портшезы[2] готовы, миссис Эрнескрофт.
Леди Эрнескрофт, не претендуя на его помощь, по-прежнему опиралась на руку лакея. «Как приятно, что мать твоей леди – твоя союзница», – мельком подумал Дрессер.
Портшезы были непритязательны на вид, но все же вполне роскошны. Да, они принадлежали семье Эрнескрофт, и вооруженные сопровождающие состояли на службе у графа. Наверняка в распоряжении семейства были и богато вызолоченные носилки с фамильными гербами, однако теперь, когда в стране то и дело вспыхивали народные бунты, аристократы старались привлекать к себе поменьше внимания на лондонских улицах.
Леди сели в крытые носилки, закрыв за собой дверцы, и процессия тронулась – горничная леди Мейберри и один из лакеев шли за носилками. Дрессер предпочел шагать подле носилок леди Мейберри, хотя практически не видел ее лица сквозь окошко. Однако сердце его колотилось сильнее прежнего – неужто виной тому была невинная беседа и ее лучезарная улыбка?..
Вскоре они прибыли в резиденцию Эрнескрофтов. Лакеи осторожно опустили портшезы на пол зала.
Когда Дрессер помогал леди Мейберри выйти, та спросила, уловив его неловкость:
– Что-то не так?
– Разве что роскошь окружения немного меня подавляет.
Она обвела взглядом стены, увешанные парадными портретами.
– Предки взирают неодобрительно… Наверняка они мне завидуют!
– Вам всегда так казалось?
– Я считаные разы бывала здесь.
– Отчего же?
– Я ведь вышла замуж шестнадцати лет, помните? А прежде у меня не было причин приезжать в нашу городскую резиденцию. Правда, мы всей семьей приезжали сюда на коронацию.
– Сколько вам тогда было лет? – спросил Дрессер, думая лишь о том, что Джорджия, с ее буйными кудрями и сияющими глазами, все еще смотрится девчонкой.
– Всего шестнадцать, и мне хотелось много большего, нежели чинно любоваться народными шествиями и иллюминацией. А недолгое время спустя я вышла замуж, вскоре мой муж получил право распоряжаться состоянием, и тогда мы перебрались в город, где начали веселиться напропалую.
– Я намерена провести этот день с Эрнескрофтом, – вдруг объявила графиня.
Дрессер едва не поперхнулся. Он совершенно забыл о присутствии леди Эрнескрофт.
– Я поручаю свою дочь вашим заботам и надеюсь, с вами она будет в безопасности.
– Для меня это большая честь, леди Эрнескрофт.
– И полагаю, к тому же великое испытание.
И графиня величественно удалилась.
– Так вы готовы к испытаниям? – спросила леди Мейберри.
– Всегда и везде.
Джорджия оглядела его с головы до ног:
– Я готова на любые безумства, чтобы доказать, как вы ошибаетесь!
– Так вы лишь вынудите меня пойти на многое, чтобы доказать вам обратное, миледи.
Джорджия почуяла угрозу.
– Увы, сейчас я не могу позволить себе никаких безумств. Я должна покуда быть паинькой. Пойдемте-ка в приемную, обсудим там наши планы на сегодняшний день. – Видя, что Дрессер колеблется, Джорджия насмешливо улыбнулась: – Моя горничная будет при мне, так что, мистер Дрессер, испытания этого рода вы можете не страшиться.
