Ознакомительная версия.
– Мы желаем выйти из капиджи, – сказал Гассан.
– Как, все трое?
– Да, наше первейшее желание – быть переведенными в другой полк, – подтвердил Сади.
– Я не спрашиваю вас о причине этого желания, хотя служить в капиджи считается за честь, – сказал султан, – но я исполню ваше желание, как обещал! Как тебя зовут? – обратился он к Гассану.
– Гассан-баши, ваше величество!
– Гассан-бей назначается адъютантом к моему сыну Юсуфу-Изеддину! – сказал тогда султан.
– Благодарю вас, ваше величество! – вскричал с восхищением молодой человек.
– Зора-бей и Сади-бей, – продолжал султан, – назначаются в корпус баши-бузуков. Без благодарности! Лучше всего офицер может доказать свою благодарность, служа верой и правдой своему государю! Я надеюсь иметь в вас таких слуг.
Султан сделал знак рукой, и трое товарищей вышли.
– Кажется, я пришел как раз вовремя, – сказал Гассан, когда они вышли из дворца на берег, где у Сади была лодка, а у двух других – лошади.
– Как удалось тебе захватить депешу? – спросил Зора.
Гассан рассказал все происшедшее.
Затем Сади сел в лодку и отправился обратно в Константинополь, тогда как двое других поехали туда же верхом.
На следующее утро к Мустафе-паше явился посланный из дворца с бумагой, в которой было сказано, что за измену правительству он заслужил смерть, но султан приговаривает вместо него к смерти Галиль-бея, а его же, Мустафу, приговаривает к изгнанию! Поэтому ему предписывается в тот же день сдать все дела его преемнику, Муци-паше, и в течение трех дней выехать из Стамбула навсегда. Местом его пребывания назначается главный город острова Родоса, который он не должен оставлять под страхом смертной казни.
Итак, Галиль-бей был приговорен к смертной казни.
По повелению султана прежде всего у него были отняты все титулы и ордена, а казнь назначена на следующий вечер.
Мужество и самоуверенность оставили Галиля в ту самую минуту, как его хитрость была так неожиданно разоблачена. Насмешка мгновенно сбежала с его лица и сменилась ужасом и отчаянием.
Услышав смертный приговор, он совершенно сник и почти без сознания лежал в углу своей мрачной темницы.
Он знал, что для него нет спасения, так как ему придется искупить не только свою вину, но и вину паши.
Жизнь всех турок находится в руках султана, но когда какой-нибудь высший сановник заслуживает смерти, то существует такое обыкновение: султан посылает провинившемуся красный шнурок, и получивший такой «подарок» должен сейчас же сам лишить себя жизни.
Единственное лицо, которое могло не бояться присылки такого подарка, был Шейх-уль-Ислам, так как, будучи главой магометанской церкви, он одинаково неприкосновенен, как и султан; и не раз султаны принуждены были склоняться перед властью Шейх-уль-Ислама.
В настоящее время Шейх-уль-Ислам все еще стоит выше всех остальных сановников, и без его участия не объявляется ни одно постановление, так как турки требуют, чтобы все их законы были согласны с религией, главой которой является Шейх-уль-Ислам.
Всякая другая вина могла бы еще быть прощена, но для турецких султанов нет ничего ужаснее мысли о том, что их наследники готовят заговор. Причина этого постоянного страха правителей, жертвой которого становится множество людей, заключается в том, что в Турции после смерти султана вступает на трон не его старший сын, но старший принц во всем семействе, приходится ли он братом или дядей, или даже племянником султана. Этот закон турецкого престолонаследия никогда не оставляет в спокойствии султана и, конечно, не способствует благополучной и счастливой жизни наследников турецкого престола.
Галиль служил посредником в сношениях принцев с высшими сановниками, и такие люди не могли надеяться на снисхождение.
Очень часто не щадили даже принцев, они приносились в жертву боязни султана потерять престол. Доказательством жестокости турецких нравов может служить то, что оставляли в живых только принцесс, дочерей принцев, сыновья же должны быть убиваемы при рождении. Следствием этого приказа стало то, что сыновья принцев воспитывались тайно, чтобы спасти им жизнь. Теперь понятно, почему Саладин, сын принца Мурада, наследника султана Абдул-Азиса, принужден был скрываться уже описанным нами образом, точно так же и боязнь Абдул-Азиса, что его собственный сын Юсуф-Изеддин также, в свою очередь, будет предметом преследований.
Султан Абдул-Азис вступил на престол 25 июня 1861 года, после смерти брата своего Абдул-Меджида.
Оба были сыновьями султана Махмуда II.
Абдул-Меджид оставил после себя шесть сыновей и восемь дочерей. Старшим в семействе, кому должен был перейти трон после Абдул-Азиса, был племянник его – Магомед-Мурад, родившийся 21 сентября 1840 года; затем после него следовал брат его Абдул-Гамид.
Исполняя последнее желание своего умершего брата, Абдул-Азис не принял никаких строгих мер против своих наследников – сыновей умершего, как это делали другие султаны, но все-таки он не был спокоен и постоянно подозревал, что его наследники имеют какие-то тайные планы.
Теперь становится понятным желание султана овладеть известной нам депешей. И хотя она не содержала в себе ничего действительно изменнического, но было достаточно того обстоятельства, что она прислана принцам, чтобы связной заплатил за это жизнью.
Султан приказал, чтобы Галиль как изменник был публично казнен рукой палача во втором, внутреннем, дворе сераля.
Этот большой двор, где так же, как и в первом, стоят на часах капиджи, представляет большой четырехугольник, вокруг которого идут густые аллеи для пешеходов, а по обеим сторонам бьют фонтаны. С левой стороны находится здание, в котором хранятся сокровища султана, направо расположены квартиры служащих и дворцовое управление.
На левой же стороне имеется старый колодец, окруженный плитами, у которого прежде обыкновенно происходило обезглавливание турецких сановников, приговоренных к смертной казни.
Вечером, на другой день после ареста Галиля, перед заходом солнца весь описанный нами двор был наполнен служащими при турецком дворе, и эта толпа была так велика, что занимала весь двор, так что для визирей и их свиты едва могли очистить место.
По приказанию султана все должны были присутствовать при казни изменника.
Когда солнце уже зашло за горизонт, но еще весь Константинополь был залит его ярким отблеском, точно заревом пожара, когда с высоких минаретов муэдзины призывали правоверных к вечерней молитве, а по улицам вновь началось движение, прекращавшееся на время жары, тогда Галиль в сопровождении нескольких дервишей и караульных был приведен во внутренний двор.
Ознакомительная версия.
