– К тому же вы еще и женились на ней, – сказал лорд Томас. – Но вам все же повезло. Ведь Памела могла бы родиться с огненно-рыжими волосами – такие были у моей матери. Тогда вы стали бы предметом насмешек. А теперь, как мне кажется, люди только ухмыляются у вас за спиной, представляя, как вы вернулись домой и накинулись на нее, словно застоявшийся жеребец, даже не дали себе труда переодеться и снять сапоги..
– Да, я женился на ней, – кивнул герцог. – Вы не женились, так я это сделал. Я не мог допустить, чтобы она жила в бесчестье. Возможно, мне следовало рассказать ей всю правду. Тогда она не была бы так беззащитна перед вами, как теперь.
– Довольно, – сказал лорд Томас, поднимаясь на ноги. – Не исключено, что я действительно отсюда уеду, Адам. Уеду, оставив на ваше попечение еще одного ребенка, на сей раз, наверное, сына. Может, и ему повезет, может, и у него не будет рыжих волос. А вы, кажется, совсем не способны произвести на свет наследника. Или мне стоит повнимательнее посмотреть на талию гувернантки?
Герцог шагнул к брату, и тот вдруг почувствовал, что стоит на носках и вот-вот задохнется: герцог крепко ухватил его за ворот сорочки.
– Я мог бы вышвырнуть вас отсюда, Томас, но пока не стану этого делать, хотя, возможно, допускаю ошибку. Но вы мой брат, и это ваш дом. Только запомните: Сибилла – моя жена, а Памела – моя дочь. И я не позволю их позорить и причинять им боль. И еще… Все мои слуги, в том числе гувернантка Памелы, находятся под моим покровительством, и защищать их я буду так, как сочту нужным.
Младший брат вертел головой, пытаясь высвободиться, и наконец герцог отпустил его.
– Я приехал сюда, потому что находился вдали от Англии и Уиллоуби более пяти лет, – проговорил лорд Томас, все еще задыхаясь. – Я истосковался по дому. Вы должны помнить, что это такое, Адам. Мне казалось, что вы все давным-давно забыли. Но похоже, что это не так. Может, мне следует уехать не откладывая?
Герцог слушал его, стиснув зубы.
Лорд Томас вдруг снова засмеялся:
– Но я забыл… Я ведь привез с собой Брэдшоу. Нельзя выставлять гостя через день после приезда, не так ли? Значит, и мне придется здесь задержаться.
Лорд Томас отвесил брату поклон и с усмешкой удалился.
Его светлость опустился в кресло, стоявшее у письменною стола красного дерева. Упершись локтями в столешницу, он положил подбородок на сплетенные пальцы.
Герцог, конечно, подозревал, что разговор с Томасом не приведет ни к чему хорошему. И все же он попытался с ним поговорить, хотел воззвать к его чувству долга. Ведь прежде они с братом дружили, были по-настоящему хорошими друзьями, несмотря на пятилетнюю разницу в возрасте. Правда, Томас всегда был легкомысленным и безответственным – это отмечал и их отец. Но теперь-то он повзрослел, и ему уже пора было бы образумиться, хотя бы ради Сибиллы..
Она снопа увидела его, и у нее открылись старые раны.
Конечно же, она всегда любила Томаса и никогда не питала нежных чувств ни к мужу, ни к случайным поклонникам. Томас – ее единственная любовь. Но он, Адам, даже не подозревал об этом, когда вернулся из Испании и влюбился в нее. Тогда ему казалось, что и Сибилла его любит. Более того, ему казалось, что она будет с ним счастлива.
Но ведь он был герцогом Риджуэем и считался героем.
Родители Сибиллы, конечно же, очень гордились бы таким зятем.
Однако он не думал об этом, не знал о ее любви к Томасу. И понял все, лишь вернувшись через год после битвы при Ватерлоо. Сибилла пришла в ужас, увидев его. Но она вышла бы за Томаса замуж в любом случае: она безумно его любила.
А вот он… Томас готов был жениться на ней только как герцог Риджуэй, хозяин Уиллоуби. Лишившись титула и имения, он снова стал просто лордом Томасом Кентом и теперь уже не хотел жениться. Однако Сибилле об этом не сказал, стал ее любовником, поклялся, что будет вечно любить ее.
Когда же она забеременела, он бросил ее. Бросил сразу после того, как она сказала ему об этом.
Герцог пытался удержать брата, уговаривал его остаться ради Сибиллы, ведь она находилась в отчаянном положении.
Но Томас все же уехал.
Когда Сибилла через несколько дней приехала с отцом в Уиллоуби, герцог сказал, что Томас покинул имение, но не объяснил, по какой причине. Когда же она начала обвинять его в том, что он выгнал брата, герцог только молча покачал головой, но не стал оправдываться. Ему было очень жаль ее, и он предоставил ей самой обо всем догадаться.
Через неделю герцог приехал к Сибилле и сделал ей предложение. Она отказала ему, но через три дня он снова приехал. На сей раз Сибилла ответила согласием; она была ужасно бледна и выглядела совсем больной.
Сибилла была беременна уже три месяца, когда они обвенчались.
И уже тогда он понимал, что допускает ошибку, понимал, что надо сказать Сибилле всю правду, объяснить, почему уехал Томас. Она должна была знать правду. Только правда могла спасти их брак. Но он по-прежнему любил Сибиллу и боялся причинить ей боль.
А теперь он разрешил Томасу вернуться в Уиллоуби, вернуться и в жизнь Сибиллы.
Да в своем ли он уме?
Герцог резко поднялся на ноги. Его, наверное, уже ждали за столом. Его ждали гости и ждала дочь, ведь он должен дать ей урок верховой езды.
Он вышел из библиотеки в глубокой задумчивости. Ему предстоял еще один тяжелый день.
После завтрака Флер привела леди Памелу к конюшням.
Герцог, в сапогах для верховой езды и без шляпы, стоял у загона, нервно постукивая стеком по верхней перекладине.
Он хмурился и был явно не в духе.
– А.., вот и вы. Наконец-то, – пробормотал он.
Флер сделала реверанс и повернулась, собираясь вернуться в дом.
– Можно я прокачусь с тобой на Ганнибале, папа? – спросила девочка.
– Нет, нельзя. Ты так никогда не научишься ездить верхом, Памела. Тебе уже пять лет. Пора ездить одной. А вы куда уходите, мисс Гамильтон?
– В дом, ваша светлость, – ответила она, оборачиваясь. – Вы хотите, чтобы я осталась?
Герцог задумался.
– Где ваш костюм для верховой езды? – спросил он неожиданно.
– У меня его нет, ваша светлость, – ответила Флер.
– А сапоги?
– Тоже нет, ваша светлость.
– Вам нельзя без этого. Зайдите к Хаутону завтра утром.
Он устроит так, чтобы вы съездили в Уолластон снять мерку для амазонки и сапог.
Только сейчас Флер заметила в дальнем конце загона двух оседланных лошадей и пони, рядом с ними стоял грум.
Значит, и ей предстоит сесть в седло? Как жаль, что у нее нет сапог и амазонки. Впрочем, она может обойтись и без них.
– Только не говорите мне, что тоже боитесь лошадей, – усмехнулся герцог.
