— Напомните мне, чтобы впредь я не приносил вам ужин, пока не удостоверюсь, что вы надлежащим образом одеты, — сказал он сдавленным голосом и откашлялся.
Все еще смущенная его присутствием, Рут устремила свой взгляд на камин. Большие удобные кресла, которыми она пользовалась, чтобы согреться перед огнем, были придвинуты ближе друг к другу. Между ними Гаррик поместил столик, на котором стояли две чаши с тушеной говядиной и тарелка со свежим горячим хлебом.
Обстановку дополнял небольшой огонь, тихо потрескивавший в камине и освещавший столик и кресла теплым светом. Такая интимная атмосфера должна бы встревожить Рут, но в данный момент она чувствовала себя слишком усталой и голодной, чтобы беспокоиться по этому поводу. Однако, несмотря на усталость, ее охватила дрожь, когда она посмотрела на Гаррика. Впервые за много лет она испытывала такое волнение и в то же время воодушевление.
— Я думала, вы ушли домой, — чуть слышно произнесла она. Обычная уверенность в себе покинула ее.
— Я решил остаться и убедиться, что вы съели ужин. Не говоря уже о том, что тоже голоден. — Он жестом указал на противоположное кресло. — Садитесь. Вы должны поесть.
Рут коснулась своих распущенных волос, намереваясь собрать их наспех в пучок. Гаррик тотчас поспешил к ней, отчего она удивленно вздрогнула. Выражение его лица было непроницаемым, когда он медленно взял ее руку и заставил отпустить волосы.
— Не надо трогать их. Мне нравится, когда ваши волосы распущены. — Его теплая рука потянула ее к камину. Она села в кресло, и Гаррик устроился напротив. Он улыбнулся и взял ложку. — Пахнет очень вкусно.
— Это фирменное блюдо Долорес, — пояснила Рут, дуя на ложку с горячей едой. Тушеное мясо быстро согрело ее и подействовало еще более расслабляюще, чем ванна. Когда она покончила с этим блюдом, Гаррик вопросительно взглянул на нее и улыбнулся.
— Принести еще?
— Нет, благодарю. — Она покачала головой. — Этого достаточно, чтобы утолить мой голод.
Он кивнул, и на лице его отразилось чувство, которое она не могла определить. В следующее мгновение оно исчезло. Гаррик проглотил еще кусочек мяса, затем намазал масло на хлеб и откашлялся.
— Расскажите мне о приюте Святой Агнессы. Вы его спонсор?
— Я создала этот сиротский приют.
Ее ответ заставил его приподнять голову и удивленно посмотреть на нее.
— Это сделали вы?
— Почему в это так трудно поверить? — сказала Рут с оттенком раздражения в голосе. — Женщины обладают неменьшими способностями в том, что касается бизнеса или благотворительности.
— Вы неправильно истолковали мое удивление, — возразил Гаррик. — Просто мне не приходило в голову, что вы могли быть главным учредителем. Когда вы основали этот сиротский приют?
— Более пятнадцати лет назад. — Рут поморщилась, осознав, как быстро бежит время.
— Что побудило вас сделать это? — Он не отрывал от нее глаз.
Рут закусила губу, размышляя, насколько откровенной следует быть с ним.
— Я знала на собственном горьком опыте, что значит остаться без крова, и хотела, чтобы такое не случилось с другими.
— И поэтому создали приют Святой Агнессы. Я чувствую боль в вашем голосе. — Его проницательный взгляд заставил Рут вновь повернуться к огню. Внезапно, подавшись вперед, Гаррик коснулся ее руки, и Рут подсознательно сжала ее в кулак.
Она посмотрела на его длинные пальцы. Затем невольно отметила мускулистость его руки и темные волосы, исчезающие под рукавом рубашки. Ей всегда нравилось смотреть на красивые мужские руки. В тот момент, когда Рут встретилась с его взглядом, она поняла, что расскажет ему свою историю.
В обществе знали, что она приобрела свой титул как дочь маркиза Хейлторпа. При этом кое-кто полагал, что он ей вовсе не отец — так считал и сам маркиз. Рут снова повернулась к огню. Она часто задумывалась о причинах, которые заставили ее выбрать особый путь в жизни. В последние несколько месяцев ей очень хотелось понять, как все это могло произойти.
— Помните пожилого джентльмена в свите принца и принцессы в тот вечер в опере? — тихо спросила она.
— Того, который выглядел не особенно радостным?
— Вы хотите сказать — крайне недовольным, оттого что увидел меня. — Рут кивнула, снова ощутив душевную боль. — Это маркиз Хейлторп... мой отец.
— Ваш отец? — Это был скорее не вопрос, а недоуменное восклицание.
— Да, мой отец, — повторила Рут. Несмотря на отчаянные усилия скрыть горечь в своем голосе, ей не удалось сделать это. — Он отказался от счастья в личной жизни, потому что предпочел поверить другому мужчине, а не собственной жене.
Рут замолчала, наблюдая за горящими поленьями в очаге. Внезапно раздался громкий треск, и она вздрогнула от неожиданности. Мягкое прикосновение руки Гаррика побудило ее взглянуть на него. Он ничего не сказал. Это был просто жест утешения, согревший ее душу. Рут откинулась на спинку кресла и глубоко вздохнула.
— Мои родители в отличие от многих супружеских пар любили друг друга. Но внезапно их семейному счастью пришел конец. Хотя моя мать редко вспоминала об инциденте, который заставил отца выгнать ее из Хейлторп-Мэнора, я смогла за несколько лет восстановить по частям историю. — Дрожь пробежала по телу Рут, когда она вспомнила те страдания, которые пришлось пережить ее матери. Несмотря на жестокость мужа, она не переставала любить его. — Родители прожили в браке недолго. Отец очень ревниво относился к окружению матери. Как-то во время домашней вечеринки один из гостей попытался среди ночи изнасиловать ее. Отец застал их и предположил худшее.
— Боже милостивый, — тихо произнес Гаррик. Возмущение, прозвучавшее в его голосе, было сродни ее гневу.
— Этот мужчина знал, что отец способен погубить его в социальном и финансовом смысле, и потому немедленно обвинил мою мать в том, что произошло. Она протестовала, но, ослепленный ревностью, отец поверил лорду Тремейну.
— Тремейну? — Этот заданный резким тоном вопрос заставил Рут удивленно взглянуть на Гаррика.
— Это не нынешний виконт, а его отец.
— Яблоко от яблони недалеко падает, — сердито заметил Гаррик.
Его явное раздражение свидетельствовало о том, что он относился к нынешнему лорду Тремейну так же, как она к старому виконту, который умер несколько лет назад. Рут снова ощутила боль, которую тот причинил ей и ее матери.
— Отец приказал выгнать мать из дому. Мои дедушка и бабушка умерли, и ей, дочери викария, некуда было идти. В конце концов некий друг детства арендовал для нее небольшой коттедж. Когда мать поняла, что беременна, она пошла к своему мужу, чтобы оправдаться перед ним, но он заявил, что не собирается воспитывать внебрачного ребенка.
