Войдя во дворец, мы поднесли дары в жертву Дионису: положили фрукты и несколько голов сыра у подножия поражавшей воображение девятифутовой статуи божества из крашеного дерева, лицо которой было неотличимо от лица молодого, гладко выбритого Дедала.
Первые два дня, проведенные на Крите, показались мне бесконечными. Женщины на улицах показывали на меня пальцем со словами «вон идет паренек, который воскресит Главка». Сколько я ни ломал голову, я так и не придумал, как обмануть мою судьбу. Единственное, что мне оставалось, — попытаться разжалобить Ариадну.
— Друг мой… — позвал я ее, — сестра…
Ариадна даже не подняла головы. Она играла с одной из кукол Дедала, на лице куклы красовалась улыбка висельника, по крайней мере мне так казалось, с тех пор как я узнал о ее предназначении.
— Ночью холодно, — сказала кукла голосом Ариадны, — но я не чувствую холода. На мою голову уселась черно-белая сорока. — Смотри, глупая птица похожа на запутавшийся ум этого смешного мальчика.
Я никак не отреагировал. Я уже понял, что Ариадне взбрело в голову говорить со мной через марионетку.
— Послушай, Ариадна. Если ты не поможешь мне, я погибну, как и Главк.
— Я буду спать рядом с Главком, — заверещала кукла, тряся ручками. — Я буду гулять среди звезд.
Мой план был прост: я знал, что меня вместе с телом Главка собирались замуровать в могиле отчима Миноса Астерия, и хотел, чтобы Ариадна спряталась там, чтобы остаться со мной. Когда, замуровав могилу, царь и царица хватятся девочки, они либо решат, что она пропала, либо заподозрят, что царевна могла остаться в гробнице. Открыв склеп, они будут настолько рады увидеть свою дочь живой и невредимой, что, скорее всего, на радостях простят меня. В крайнем случае всегда можно придумать какую-нибудь небылицу. Мы можем сказать, что Зевс перенес Ариадну в пещеру, что Главк (тело которого мы закопаем где-нибудь в углу пещеры) воплотился в теле девочки — уж если они ждут от меня воскрешения, то никакое чудо не покажется им неправдоподобным. Я рассказал все это Ариадне, пытаясь хоть на мгновение соприкоснуться с ней взглядом, но натыкался лишь на грустные черные глаза куклы.
Ариадна засмеялась. Опечалившись, я направился к выходу, как вдруг увидел, что кукла помахала мне рукой и сказала на прощание:
— Увидимся в могиле Главка.
На третий день моего пребывания в Кноссе меня замуровали в гробнице Астерия, куда положили тело Главка. Я плохо помню, как протекало мое заключение: день, два, три, четыре я просто сидел рядом с телом. Я потерял всякую надежду остаться в живых и, уже ни на что не надеясь, позвал Ариадну. Никто мне не ответил. Я обшарил всю пещеру в поисках дыры, через которую смог бы выбраться наружу, но нашел только куклу, которую Ариадна — так я тогда подумал — оставила там, чтобы исполнить свое обманчивое обещание.
Мои глаза привыкли к темноте, и я убивал время, наблюдая за насекомыми, делившими мое одиночество. Мед, в котором хранилось тело Главка, уберег его от разложения, но теперь на запах приползали тысячи муравьев, которых я убивал, пока хватало сил. Вскоре появился еще один незваный гость: лебетийская гадюка, наверное, самая ядовитая змея острова. Заботясь больше о себе, чем о теле покойного, я отвлек змею, делая круговые движения одной рукой, и схватил ее другой за основание головы. Этому трюку научили меня пифии, когда я еще едва умел ходить. Я удушил змею, но не стал есть священную плоть. До этого момента я помню все более или менее четко. Потом я, должно быть, заснул, изнуренный голодом, жаждой и отчаянием. Мне снилось, как еще одна такая же змея, еле слышно шурша, ползет вдоль стены по камням. Она подползает к своей убитой товарке и куда-то исчезает. Через несколько минут змея возвращается с какой-то веточкой в зубах, кладет ее в пасть дохлой змеи, и та оживает, словно проснувшись от глубокого сна, и выползает вслед за спасительницей из пещеры.
Когда я проснулся, на том месте, где лежала убитая змея, я обнаружил веточку омелы, что растет на критских дубах: ветка была куда больше, чем в моем сне. Я знал о целебных и живительных свойствах некоторых разновидностей омелы — пифии нередко использовали ее в своих обрядах, — но был уверен, что это растение не может воскресить мертвого. Я сорвал с ветки красную ягоду и разжевал ее. Через несколько минут я вновь погрузился в полусон, но на этот раз он был гораздо более четким и запоминающимся. Мрак подземелья исчез, вытесненный ярким светом, вместо грубых каменных стен возникли белые мраморные, пещера стала прекрасным дворцом, за стенами которого простиралась бескрайняя равнина, засаженная редкими гигантскими деревьями. Почему-то я знал, что вижу место, откуда я, моя мать или мать моей матери родом, место, где мы жили давным-давно, в незапамятные времена. Не соображая, что делаю, я сорвал с омелы еще несколько ягод и выжал их сок на тело Главка. Мальчик пошевельнулся, медленно открыл глаза и удивленно огляделся, прежде чем заметил меня. Затем он вцепился в куклу Ариадны, которую я забыл у него на груди.
Не воскрешение мальчика, но первые его слова, которые он сказал слишком звучным, взрослым для своего возраста голосом, повергли меня в панику. Я тогда еще почти не знал критского наречия и не понял ничего, кроме своего имени. Через несколько дней я выяснил, что означали его слова, и они намертво засели в моей голове, но лишь теперь, когда я пишу эту историю, я понимаю их подлинный смысл.
— Воскресить человека — высокая ступень мастерства. Коли уж ты начал с конца, Полиид, тебе придется повторить свои шаги, когда ты пройдешь путем мертвых.
Это звучало как проклятие. В тот самый момент, когда Главк закончил говорить, каменная кладка, закрывавшая выход, с грохотом, сотрясшим стены усыпальницы, развалилась на части. Дворец и окружавшая его равнина словно испарились. Первым, кто вошел в гробницу, был Минос. Чтобы попасть внутрь, ему пришлось согнуться в три погибели и наглотаться пыли. Главк подбежал к царю и обнял его, радостно выкрикивая: «Отец! Отец!»
— Ну, а ты чего расселся? — спросил Минос, найдя меня взглядом. — Мы не станем ждать тебя целый день.
Близость смерти и очевидное предательство Ариадны укрепили меня в намерении навсегда покинуть этот остров безумцев и вернуться в Дельфы как можно скорее. Я попросил аудиенции у Миноса, и царь, сопровождаемый своим советником Дедалом, встретил меня широкой улыбкой.
— Да, Полиид, надо сказать, тебе удалось удивить меня.
— Благодарю тебя, мой господин. Теперь я смогу вернуться домой с высоко поднятой головой.
