— Мне нет оправдания, — огорчилась баронесса. — Я должна была зайти к вам в комнату и поинтересоваться, не нужна ли вам моя помощь. Но, честно говоря, мисс Ламбурн, я все еще чувствовала недомогание и обрадовалась, что можно удалиться из душного и шумного салона.
— Вы ни в чем не виноваты, — мягко успокоила ее Камилла. — Когда головная боль немного утихла, мне захотелось выйти на свежий воздух, и капитан Чеверли любезно показал мне, как пройти в сад. Не вижу в этом ничего предосудительного.
— Маркграф всегда любил делать много шума из ничего, — заметила баронесса. — Как только он очутится в Мельденштейне, он сразу же донесет эту историю до ушей принцессы. Она разгневается на меня за то, что я так пренебрегла своими обязанностями. Меня могут удалить от двора и лишить должности фрейлины ее высочества. Если это произойдет, я умру! Честное слово, мисс Ламбурн, мне незачем будет жить.
Глаза баронессы наполнились слезами, и она трагическим жестом приложила к ним платок.
— Прошу вас, не волнуйтесь, — попыталась успокоить ее Камилла. — Обещаю рассказать принцессе, как я вам благодарна за заботу и внимание ко мне во время нашего путешествия. Что касается вчерашнего случая, то уверена, принцесса поверит скорее мне, чем маркграфу.
— Сомневаюсь, — отозвалась баронесса плачевным тоном. — О, мисс Ламбурн, как вы только могли совершить такой вольный поступок — и именно в этом дворце?
— Не понимаю, какое маркграфу дело до того, что я пожелала поговорить со своим соотечественником, который сопровождает меня по просьбе ее высочества.
Баронесса покачала головой.
— Ах, дорогая, вы так юны, доверчивы и невинны! Вы не представляете, какими недоброжелательными могут быть придворные. Они усмотрят дурное в любом поступке, услышат его в любом слове. Как я корю себя за то, что недоглядела и позволила вам совершить эту, с вашей точки зрения, обычную прогулку, которую любители скандалов обязательно не правильно истолкуют.
— Но почему маркграф стремится раздуть скандал?
Баронесса махнула рукой.
— Он всегда завидовал Мельденштейну. А сейчас, после поражения Наполеона, в любой стране на континенте посчитали бы брак своего принца с англичанкой выгодным союзом.
Камилла улыбнулась:
— Я ощущаю себя очень важной персоной.
Но баронесса не ответила на ее улыбку.
— Завтра все монархи Европы, прибывшие на свадьбу, будут завидовать Гедвигу и ревновать вас к нему. Дело не только в том, что вы — англичанка.
Вы еще и очень красивы.
Внезапно Камилле пришла в голову мысль.
— Послушайте! — воскликнула она. — Если я на самом деле такая важная особа или стану ею, как только на моем пальце окажется обручальное кольцо, я распутаю этот клубок. Попросите капитана Чеверли немедленно прийти ко мне.
Баронесса пришла в ужас.
— Я не осмелюсь сделать этого! — вскричала она. — Как вам могло прийти такое в голову? В данной ситуации вам неприлично оставаться с ним наедине.
Камилла вздернула свой маленький подбородок.
— Мое слово имеет какой-то вес или нет? Я желаю говорить с капитаном Чеверли, а маркграф пусть думает, что хочет. Он просто злобный старый болтун, и я не могу больше смотреть, как вы расстраиваетесь из-за него.
— Дорогая, умоляю вас, подумайте в другой раз прежде, чем решите нарушить какие-то условности, — взмолилась баронесса.
— Я — англичанка, — с достоинством проговорила Камилла, — и еще не знакома с условностями Мельденштейна или Вестербальдена. Попросите капитана Чеверли прийти ко мне, или я пошлю за ним Розу.
Ее слова повергли баронессу в растерянность.
— Это не поможет вам, а только усугубит дело!
Я пойду за капитаном, мисс Ламбурн, и сделаю, что в моих силах. Но я дрожу при мысли о том, что будут говорить о вас. А говорить будут! Я знаю!
— Пусть говорят, — твердо ответила Камилла.
Баронесса ушла за капитаном Чеверли, а Камилла в ожидании его отвернулась к окну. Казалось, что сама судьба воспрепятствовала их трагическому расставанию. Она чувствовала, что сердце прыгает у нее в груди от радости перед предстоящей встречей.
Как чудесно будет увидеть его снова, пусть даже ненадолго.
Она подбежала к камину, на котором стояло большое зеркало, встала на цыпочки и посмотрелась в него. Ее шляпка с розовыми перьями и голубыми лентами удивительно шла ей. В то же время отражение показало, что уголки ее рта печально опущены, а под глазами видны круги от слез.
Она вспомнила, как однажды леди Ламбурн, страдавшая от ревматизма, собиралась на прием. Камилла заметила, как мать поморщилась от боли, и воскликнула:
— Тебе больно, мама! Зачем ты идешь туда? Тебе там не понравится, потому что ты плохо себя чувствуешь.
— Твой отец сильно расстроится, если я не пойду с ним, — ответила леди Ламбурн. — Больные или печальные женщины наводят на мужчин тоску.
— Я уверена, что папа никогда не скучает с тобой, — запротестовала Камилла.
Леди Ламбурн улыбнулась:
— Когда я выходила замуж за сэра Горация, он был чрезвычайно привлекательным мужчиной, каким остается и по сей день. К тому же он — очень обаятельный кавалер. Многие леди бросали на него влюбленные взгляды, но он не обращал на них внимания. В мое отсутствие ему будет гораздо труднее устоять перед их кокетством.
— О, мама! — рассмеялась Камилла. — Какой репутацией ты наградила бедного папу.
— Бедный папа не отличается от других мужчин, — ответила леди Ламбурн. — Их очень легко сбить с пути и увести.
— Но папа обожает тебя, — возразила Камилла.
— Знаю, — глаза леди Ламбурн потеплели, — и я тоже люблю его. Поэтому, Камилла, иногда стоит немного пострадать из-за любви. Твой папа никогда не узнает о моих мучениях.
— Ты не расскажешь ему о том, что тебе больно?
— Нет, если смогу терпеть боль, — ответила леди Ламбурн. — Запомни мои слова на всю жизнь, Камилла: мужчины любят, чтобы их развлекали, им нравится находиться в центре внимания. Женщина, которая постоянно бубнит о своих болячках или пытается вызвать жалость, прослывет законченной занудой.
— Но если женщина несчастна, мужчины все равно будут считать ее скучной? — спросила Камилла, пытаясь понять мать.
— Посмотри на любое общество, мужчины вьются, словно глупые мотыльки, вокруг веселых, остроумных, интересных женщин. Они не обязательно красивы или элегантны, но, если они занятны, это решает все.
Оказавшись в Лондоне, Камилла невольно вспомнила слова матери. Предложения руки и сердца получали зачастую девушки не самые привлекательные, но с веселым и легким нравом, чье joie de vivre 3 передавалось и окружающим.
Тогда Камилла чувствовала себя очень несчастной, она не понимала, как можно вести себя так живо и непосредственно в окружении незнакомых людей. Она не знала ни имен собеседников, ни того, какие темы допускаются в светском разговоре, а какие нет. Только по возвращении домой девушка осознала, что совершенно не воспользовалась советом матери. Но одно дело болтать с Гервасом, папой или молодыми сквайрами, живущими по соседству, и совсем другое дело беседовать о чем-то со скучающими нарциссами или денди, одетыми по последней моде, снисходящими до разговора с юной девушкой с полнейшим безразличием на лице и сознанием собственного превосходства в душе.
— Я вела себя как круглая дурочка, — бодро доложила она матери, — но это не имеет значения. У меня нет желания торчать в Лондоне, и разодетые щеголи наводят на меня такую же тоску, как и я на них.
— Никогда не поверю, что моя дочь может навести на кого-нибудь тоску, — ответила леди Ламбурн. — Обещаю тебе, Камилла, что в следующий раз тебе понравится больше.
Но следующий раз так и не наступил. Состояние леди Ламбурн ухудшилось, у сэра Горация опустели карманы, ему уже начали грозить кредиторы, и, наконец, наступил банковский кризис, после чего у них не хватало денег даже на еду, не то что на светские развлечения.
