Донован сбросил с себя остатки одежды и осторожно забрался на постель рядом с ней. Кэтрин зашевелилась, но не проснулась. Вместо этого она уютно устроилась рядом с его горячим телом. Донован обнял ее и осторожно прижал свою щеку к ее волосам. Затем он тоже заснул.
Прошло два часа, два безбожно коротких часа, и Мак-Адама пробудил ото сна увесистый удар подушкой по лицу.
Он спал, положив меч на пол, поближе, поэтому мгновенно выпрыгнул из постели, схватил оружие и. почти совершенно обнаженный, встал в боевую позицию; только услышав издевательский смех Кэтрин, он пришел в себя.
— Нельзя сказать, чтобы ты был застигнут совершенно врасплох, но когда в следующий раз полезешь в мою постель, вновь позаботься, чтобы оружие было у тебя под рукой!
— Не стоит беспокоиться, Кэт, — ухмыльнулся Донован и выпрямился, бросив меч на постель. С лица ее медленно сошла улыбка, когда он подошел к ней, не отрывая от нее свой многозначительный взгляд. — Не стоит беспокоиться, — повторил он холодно, вновь забираясь под одеяло. — Когда для нас придет время разделить это ложе, я буду в полной готовности. Можешь поверить в это.
В тот самый миг, когда он накрывался одеялом, Кэтрин слетела с постели; Донован подложил руки под затылок и безмятежно смотрел, как она торопливо подхватывает халат и надевает его.
— Зачем ты здесь, в моей постели? — фыркнула она.
— В моей постели, — вежливо поправил Донован. — Между прочим, ты разговариваешь во сне, — ухмыльнулся он.
— Надеюсь, это были проклятья в твой адрес.
— Нет, ты говорила всякую милую ерунду о том, какой я теплый и как со мной удобно…
— Лжец! — оборвала она его; он уже вломился в ее сны, лишив ее даже этой возможности побыть наедине.
— Какая ложь, Кэтрин? Боже, насколько ты ласковее и приветливее, когда спишь.
Она ненавидела сейчас его вкрадчивый голос, скрытность, с которой он проник в комнату и, вероятно, ласкал ее. Ее страшно пугали эти ужасные, путаные чувства внутри нее. Думать надо было совсем о другом: ведь сегодня ее брат должен предстать перед правосудием в лице короля… и Мак-Адама. До Кэтрин вдруг дошло, что Донован не просто следит за ней, но и читает все ее мысли, ибо взгляд его стал на редкость серьезным. Она отвернула голову и встала у окна, потерянная и раздавленная. Никогда в своей жизни Кэтрин Мак-Леод не чувствовала себя такой беспомощной.
Донован встал с кровати и подошел к ней.
— В своем заключении виновата лишь ты сама, — сказал он. — Разве не предупреждал я тебя? Ты бы сейчас спала в своем доме, была бы свободна. Но я не изверг и понимаю, что мы пока не обвенчаны.
— Так ты все еще продолжаешь настаивать на свадьбе, хотя…
— …Ты меня на дух не переносишь? — закончил он.
— Я мечтала, — начала она, обхватив себя руками, — много раз мечтала о том, каким должен быть мой брак. В основе его — не принуждение, нет, но уважение друг к другу и нежная привязанность…
— Опять ты о любви, — с иронией сказал Донован.
— Тебя, конечно, не волнует, что я думаю об этом браке. — Она обернулась к нему лицом. — Тебе нужно имя, титул и богатство, больше ничего. Что ж, не стану тебе препятствовать. Но я тебя предупреждала и предупреждаю снова: ты пожалеешь!
Донован ухватил ее за плечи и притянул к себе.
— Ты недооцениваешь и себя, и меня. Это будет брак, о котором ты не мечтала в самых прекрасных снах, и милое словечко «любовь» будет излишним. Ты девушка на редкость страстная, я понял это, стоило мне прикоснуться к тебе. Вот увидишь: твоя страсть проснется и возьмет верх.
— А не слишком ли ты самоуверен?
— Это ты самоуверенна. Не выводи меня из себя, Кэтрин, или мне придется доказать тебе, что я знаю тебя лучше, чем ты думаешь. — Он твердо выдержал ее взгляд. — Не надо претензий на любовь ни с твоей, ни с моей стороны. Бери от жизни все лучшее, и мы сумеем со временем наладить дружеские отношения. Как с моей женой с тобой будут обращаться с величайшим почтением и уважением, и при дворе, и дома. Если же тебе заблагорассудится продолжать делать глупости, — что ж, и обращение с тобой будет соответственное.
— А какого еще обращения я могу ожидать от такого жестокого, бесчувственного человека!
Донован улыбнулся.
— Осторожней, Кэтрин, когда придет время, я окажусь достаточно ласковым и жарким, чтобы удовлетворить всем твоим требованиям.
Прежде чем Кэтрин успела что-либо ответить, с улицы донесся звук колоколов, и Мак-Адам отпустил девушку.
— Мне нужно одеваться. Король созывает парламент.
— Ты сегодня выносишь приговор, — прошептала Кэтрин, обращаясь, казалось, к самой себе.
Донован почувствовал прилив жалости, но ничем не выдал своих чувств.
— Не я, король.
— Но ты имеешь влияние на короля…
— Ты хочешь поторговаться, Кэтрин? — спросил Донован с видимым интересом.
Кэтрин провела языком по пересохшим губам и подняла глаза:
— Да.
— И что это за сделка?
На этот раз в вопросе сквозило любопытство; казалось, Донован что-то обдумывал.
— Я… не перенесу смерти брата, — полушепотом отозвалась она.
Донован пожал плечами.
— Ты пока что ничего не сказала об условиях.
Кэтрин хотелось выложить Мак-Адаму все, что она о нем думала, но речь шла о жизни брата, и собственная участь отступала на второй план.
— Я… я не стану больше противиться тебе. Я сделаю все, что ты… вы прикажете. Я отдам… все за его жизнь.
Донован, казалось, взвешивал все «за» и «против». Затем он улыбнулся, и сердце девушки отчаянно застучало.
— «Все» — это сильно звучит; но как хотя бы одним глазком увидеть то, что мне предлагается? Согласись, я имею право убедиться в качестве товара! К примеру, я бы мог увидеть, что получу в порядке вознаграждения. Что скажешь, Кэтрин? Маленький намек… сахар вприглядку?
Стиснув зубы, дрожащими руками, девушка расстегнула халат, единственный предмет одежды, который был на ней. Донован в гробовом молчании глядел на нее. Халат, соскользнув с плеч, упал возле ее ног. Только собранные воедино остатки воли не давали пробиться слезам, свидетелям мук утраты женской гордости.
Донован почувствовал, как сердце в груди бешено заколотилось. Боже, да она само совершенство! Возбуждение волной окатило его. Кэтрин, дрогнув под его обжигающим взглядом, казалось, утратила способность думать. Он шагнул ближе и теперь чувствовал дыхание девушки. Слегка дотронулся до линии ее подбородка, провел пальцами по изгибу шеи к плечу. Рука его опустилась вдоль ее тела, на секунду замерла на ее нежной груди, затем соскользнула к впадине бедер и там задержалась.
