Это было темное и греховное чувство, которое лишало его разума, заставило забыть о правилах, по которым он жил, о том, что он решил впредь не сближаться с женщинами своего круга.
Но ему казалось, что Эбигейл отличается от них, словно из-за лжи и секретов ее уже нельзя причислить к девушкам из высшего общества. Кристоферу лгали и раньше, однако сейчас все гораздо серьезнее. Сейчас под угрозой репутация его семьи.
Вот почему Эбигейл вызывала в нем подозрение и страх. Она зачем-то обманывала его и в то же время сама согласилась ему помочь, рискуя собственным добрым именем…
И вот теперь она тут одна, в темноте, такая беззащитная и соблазнительная. Ему так хотелось провести ладонями по ее бедрам, хотелось… Но он собрал всю свою волю в кулак и заставил себя остановиться.
— Нашли что-нибудь интересное?
Эбигейл вскрикнула и так быстро выпрямилась, что задела крышку сундука. Та начала падать, и Кристофер ринулся вперед, чтобы схватить ее раньше, чем она ударила Эбигейл. Но девушка сама поймала крышку, а потом уставилась на него.
Кристофер знал, что ему нужно было отойти назад. Голова Эбигейл находилась на одном уровне с его бедрами, и это подстегивало его похотливые фантазии.
Он заложил руки за спину, чтобы не коснуться ее.
— Мисс Шоу, что вы тут делаете в одиночестве? Никак не можете выбрать себе платье?
— Я уже давно его выбрала. — Она опустилась на колени, держась одной рукой за край сундука.
На ее подбородке была грязная полоса, несколько прядей выбились из прически и прилипли к потным щекам. Вдруг Кристоферу захотелось увидеть, как эти волосы обовьются вокруг обнаженного тела Эбигейл, как ее кожа влажно заблестит от его ласк.
Кристофер стиснул зубы и шагнул назад.
— Если вы выбрали наряд, — наконец произнес Кристофер, — почему вы не спустились вниз?
Она отвела глаза.
— Вы застали меня врасплох. Я хотела сохранить это в тайне.
Неужели все разрешится так просто?
— Что именно?
— Я не хотела, чтобы кто-нибудь знал о том, что я решила поискать в этих сундуках какие-нибудь записи о привидении.
«О привидении», — мысленно повторил Кристофер, заставляя свой мозг работать. Эбигейл, как всегда, на высоте. Невинное выражение лица, виноватый взгляд, как будто она вела себя не очень хорошо и в то же время не очень плохо.
Кристофер не поверил ни единому ее слову.
— Вам уже говорили, что все семейные документы находятся в библиотеке, — любезным тоном проговорил он.
— Но привидение видели только слуги, значит, только они и могли оставить о нем запись.
— Многие из них неграмотны.
— Знаю, это очень печально, — сказала она, проведя рукой под одной из тетрадей. — Им не дано испытать наслаждение, которое чувствуешь, когда можешь излить эмоции в словах.
Его разгоряченный мозг ухватился за слова «наслаждение» и «излить», но он взял себя в руки.
— Вы говорите так, будто сами любите писать.
— Очень люблю, — призналась Эбигейл. — И не только письма. Я веду дневник и записываю туда все, что случается со мной в течение дня. Впрочем, это не очень интересно, — рассмеялась она.
Кристофер подумал о том, что мог бы узнать о ней, если бы заглянул в ее дневник. Писала ли она о нем? Или Эбигейл смотрела на него как на средство для достижения своих целей, как он — на других женщин?
— По тому, как люди пишут, о них можно многое узнать, — продолжала она.
— И вы решили проверить это на наших слугах?
Эбигейл пожала плечами и откинулась назад, опираясь руками о пол. Округлости ее груди стали еще заметнее. Неужели Эбигейл полагает, что мужчина может мыслить разумно, когда видит ее в такой позе?
Или она делает это намеренно?
— Я надеялась, — печально ответила девушка, — но пока так ничего и не нашла.
— Вы давно этим занимаетесь? — спросил он.
— Нет, Гвен только что ушла. Ей нужно было срочно найти самую лучшую швею в поместье. С нашими платьями предстоит много хлопот.
Воцарилось молчание. Эбигейл смотрела на него снизу вверх, а он — на нее, опустив голову. Кристофер хотел повалить Эбигейл на спину, лечь сверху и…
— Это ваша гувернантка привила вам любовь к письму? — спросил он, наконец, пытаясь разрядить атмосферу.
— Да. И мой отец. — Она прикусила губу и отвела взгляд.
— Это что, тайна?
Эбигейл улыбнулась и покачала головой:
— Дело не в этом. Мужчины обычно не поддерживают отношения с дальними родственниками, но мой отец переписывается с ними. Он тоже вел дневник и учил меня, как нужно правильно излагать мысли и чувства, как записывать впечатления о людях.
Кристофер присел на сундук и спросил:
— Хотелось бы знать, что вы пишете о своем пребывании в Мэдингли-Корте?
На чердаке было темно, но ему показалось, что Эбигейл покраснела. Ее глаза сияли, кожа мерцала в полумраке.
— О своих впечатлениях от гостей, собравшихся тут. Например, о высокомерии и прекрасном чувстве юмора лорда Кейна.
— Вы хорошо это подметили.
— О снобизме леди Теодосий, — с улыбкой продолжила Эбигейл, — о ее тревоге и страхах, что она не так безупречна, как должка быть светская дама.
— О да, теперь я вижу, откуда вы это взяли.
— Я не права?
— Правы. А что насчет леди Мэй?
— Еще одна участница сражения за вашу руку. Сейчас она отступила в тень, полагая, что вы заинтересовались мной. Но она уверена, что в итоге вы одумаетесь и отвернетесь от меня. А еще она считает меня глупой, пустой и гораздо ниже вас.
Кристофер не сдержался и пробормотал:
— Ниже меня — не самое плохое место.
Эбигейл поняла, что Мэдингли имел в виду не разницу в их общественном положении. Ее охватило странное чувство, от которого она едва не застонала. Зачем он это сказал? Почему намекал на вещи, о которых должен молчать любой уважающий себя джентльмен?
Однако эти несколько слов зажгли в ней ответный огонь, пробудили любопытство, которое не должна испытывать воспитанная молодая леди.
Но она не леди.
Эбигейл призналась себе, что рядом с Мэдингли чувствует себя желанной и красивой. Почему он позволяет себе такие вольности? И что ей следует сказать в ответ?
Вдруг раздался звук шагов. Кто-то поднимался по лестнице. Эбигейл и Мэдингли в ужасе уставились друг на друга. Она увидела, как его глаза сузились. Если их застанут тут наедине, это будет катастрофа.
Герцог задул лампу, лег на пол рядом с ней, так близко, что их плечи соприкасались. Спинка старинного дивана была достаточно высокой, чтобы скрыться за ней. Чердак осветили танцующие лучи лампы, которую кто-то держал высоко в руке.