В музыкальную комнату вошла торжественная процессия: дворецкий Сметхерст и двое ливрейных лакеев с принадлежностями для чаепития. Был поставлен стол, опущен на место серебряный канделябр, и слуги торжественно удалились. Джулия закончила играть и подошла к столу.
– Это было очаровательно, – сказал Ричард. – Для меня в арфе есть нечто волшебное. Я мог бы слушать ее вечно.
– У меня никогда не было лучших слушателей, чем ты и Верни:
– Нас никогда так хорошо не развлекали. Кстати, я пришел к выводу, что девочки разучивают еще сцены из Шекспира.
– Да, они даже убедили Дика принять участие.
– Что за пьеса на этот раз?
Джулия опустила кувшинчик со сливками.
– Они разучивают несколько отрывков из «Отелло».
– Господи боже! – непроизвольно вырвалось у Верни.
Джулия протянула ему чашку, бросив на него взгляд, одновременно встревоженный и задумчивый.
– «Отелло»! – повторил Ричард. – Что за необыкновенный выбор? Не знаю, о чем думает мисс Пригл.
– Мисс Пригл не виновата, Ричард. Они спросили меня, нельзя ли им выбрать эту пьесу, и я сказала «да». Мне не пришло в голову, что тебе это может не понравиться.
– Моя дорогая Джулия, ты должна была читать «Отелло», даже если никогда не видела эту пьесу на сцене. Она полна сюжетов, которые совершенно не подходят для декламации Китти или Хлои, и замысел в целом слишком мрачен и не понятен для школьниц.
Ричард, когда был встревожен, мог нагнать страху. Он поставил на стол чашку с чаем и сидел нахмурясь, положив руку на подлокотник кресла. Его белые пальцы, лежащие на темной поверхности красного дерева, неожиданно напомнили Верни коричневые пальцы Отелло, обхватившие белую шею Дездемоны.
– Мне очень жаль, что ты расстроился, – помертвев, выдавила Джулия.
– Не могу себе представить, почему они выбрали «Отелло».
– О, это я могу тебе объяснить. Девочки отдали свои сердца трагедии, а Дик просто хотел сыграть комическую роль. Он согласился участвовать в пьесе при одном условии: если ему позволят зачернить лицо.
Одно мгновение Ричард смотрел на нее, а потом разразился хохотом.
– Что за глупость... Моя дорогая девочка, прости меня – я вел себя как медведь. Я понимаю, не имеет никакого значения, что играют эти дети, в любом случае получится фарс от начала и до конца.
Она рассмеялась вместе с мужем, но Верни подумал, что она близка к слезам.
Позже, тем же вечером, он написал два письма, которые на следующий день рано утром должен был отвезти его грум. Первое – Хенчману в «Козел и компас». Второе гласило:
«Моя дорогая Харриет! Поскольку у меня нет возможности купить молчание X., я принял решение запугать его. Я написал ему и предложил встретиться у западных ворот парка (там нет привратника сторожки) завтра, в три часа. Я буду ждать его с четырехместной коляской. Когда он явится, я ошеломлю его и завладею бумагой. После чего я намерен был предложить ему убираться, но, поразмыслив над этим, побоялся, что он побежит прямо к Л. Поэтому я решил связать его и отвезти куда-нибудь подальше, где я освобожу его,но сначала отберу у него деньги. Могу также взять его обувь. Я сомневаюсь, чтобы после этого он осмелился вернуться в Уордли. Это – грубая схема, но лучшее, что я могу придумать. Сообщаю Вам об этом потому, что прекрасно понимаю, какую громадную помощь может оказать мне Ваш совет перед тем, как принять окончательное решение. Когда все будет позади, приду повидаться с Вами. Ваш и т. д.
В. Кейпел.
Р. S. Сожгите это».
Харриет прочла записку Верни сидя в кровати, куда принесла ее хихикающая горничная, которая думала, что мистер Верни неровно к ней дышит.
С первого взгляда этот план вызвал у нее некоторое разочарование; Харриет хотелось бы видеть нечто более точное и изящное. Решение Верни ставило на карту все, в нем не было никакой хитрости. Но это могло сработать. Харриет была согласна с Верни: простое уничтожение свидетельства миссис Сэттл не оградит Джулию должным образом. Нужно было любой ценой предотвратить возможность встречи Хенчмана с Луизой.
Последние три строчки письма доставили ей огромное удовольствие. Далекая от того, чтоб «сжечь это», она спрятала письмо в ящик комода, где держала свои носовые платки, и несколько раз в день его перечитывала. На четвертый раз Харриет вдруг осознала, что в рассуждениях Верни имеется слабое место. Куда он намеревается деть кабриолет Хенчмана?
Он сам собирался отправиться на место встречи в четырехместной коляске. Это должен быть приличных размеров экипаж, нельзя же спрятать связанного человека в двуколке. Ясно, он не может взять с собой грума, чтобы присмотреть за лошадьми, и остается только надеяться, что они будут стоять смирно, пока Верни не расправится с вымогателем. Все представление должно занять всего несколько минут. Но здесь есть сложность, которую Верни, очевидно, упустил из виду: что станет с кабриолетом Хенчмана после того, как он похитит его владельца? Если его оставить там же, за западными воротами, это привлечет внимание к исчезновению Хенчмана, а далее, возможно, и к Уордли-Холлу. Гораздо лучше отвезти транспортное средство в деревню: может быть, отпустить лошадей в поле и спрятать кабриолет у кого-нибудь в амбаре. Но чтобы сделать это, ему придется на долгое время оставить свою коляску, да еще с узником, спрятанным под ковром в четырехместном экипаже. Это был бы ужасный риск. Верни нужен сообщник.
Харриет понимала: она – не тот сообщник, какого он хотел бы иметь, но было слишком поздно что-то менять. А у нее была пара рук, способных удержать лошадей, и в любом случае она была единственным человеком, которому Верни мог доверять.
И Харриет заторопилась из дома, на ходу завязывая ленты своей шляпки. Оказавшись за пределами видимости из окон пасторского дома, Харриет пустилась бегом: по дороге, вниз по травянистому холму, затем на другую сторону озера, оставив слева беседку леди Аделы, а потом по длинной дорожке к дальнему концу озера.
Собиралась гроза, тяжесть и давление душного воздуха были нестерпимы, и уже несколько капель упали на землю, небо словно истекало потом. Харриет, тяжело дыша, бежала вперед в своем клетчатом голубом платье, не сводя глаз с каскада, который сверкающими брызгами срывался с высоких готических «скал». Наконец меньше чем в футе над поверхностью озера она увидела темное окно полупогруженного в воду грота. Западные ворота находились не более чем в двадцати ярдах от него. Миновав последнюю купу деревьев, Харриет увидела четырехместную коляску. Верни отвел лошадей прямо к воротам и привязал вожжи к одному из железных поручней. Он стоял на дороге с часами в руках.