Встав с постели, он стал потягиваться и зевать, словно огромный кот. Потом надел брюки и отправился в туалетную комнату, где обнаружил Броуди лежащим в большой медной ванне. От горячей воды поднимался пар, а Броуди с удовольствием тер себе спину щеткой на длинной ручке и продолжал напевать песенку.
Коннор покашлял, чтобы обозначить свое присутствие.
Броуди обернулся и улыбнулся ему, как ни в чем не бывало.
— Доброе утро, дружище! Надеюсь, ты не имеешь ничего против того, что я, будучи твоим камердинером, заказал тебе горячую ванну?
— Мне? Я не ослышался?
Броуди отложил в сторону щетку и принялся энергично намыливать волосатые подмышки.
— Ну да, тебе. Ты можешь воспользоваться ею после меня.
С этими словами Броуди окунулся с головой, чтобы смыть мыльную пену с волос. Посмотрев на слой грязной пены на поверхности воды, Коннор почувствовал сильное желание утопить в ней несносного Броуди, но он не стал этого делать. Куда потом девать тело?
Пока он размышлял об этом, Броуди вынырнул из воды, отфыркиваясь, словно мокрый спаниель.
Тут Коннор принюхался. В воздухе стоял явственный запах бекона. В животе у него заурчало от голода. Накануне за ужином Коннор обнаружил, что мужчина не может, как следует наесться, если каждый кусочек пищи будет отправлять в рот вилкой.
Тут он заметил поднос с пустыми тарелками, стоявший возле туалетного столика. Глядя на оставшиеся крошки хлеба и мяса, Коннор тяжело вздохнул.
— Ты и завтрак мой успел съесть, как я погляжу.
— Ага, и он был очень вкусным! Впрочем, некоторые куски бекона были пережаренными. Надо бы поговорить сегодня е кухаркой. Я слышал, она еще не замужем. Может, я сгожусь ей в мужья?
— А я слышал, что она весьма плотная женщина и может свернуть шею курице голыми руками.
— Мне всегда нравились женщины с крепкими руками, — расплылся в улыбке Броуди.
Коннору очень хотелось продемонстрировать другу крепость своих кулаков, но тут Броуди, не дожидаясь, пока Коннор отвернется, встал из воды во весь рост. Вид его волосатого мокрого тела во всех подробностях наготы моментально отбил у Коннора всякий аппетит. Вытатуированная на руке змея, казалось, подмигнула ему.
— Дружище, не подашь мне вон то полотенце?
— Разумеется, — пробормотал Коннор и, сняв со спинки стула банное полотенце, швырнул его Броуди. — Еще что-нибудь сделать для тебя? Почистить твои сапоги? Накрахмалить рубашку? Заплести косички?
Броуди ответил, с довольным видом вытирая волосатую грудь:
— Ну, если ты так настаиваешь, помоги мне постричь ногти на ногах, пока не явился твой портной. Бедняга ждет тебя внизу уже битый час…
Тут терпение Коннора окончательно лопнуло. Он рывком вытащил Броуди из ванны, протащил его, упирающегося и ругающегося, через всю спальню и вытолкал в коридор, захлопнув дверь перед самым его носом.
Потом Коннор уперся в дверь всем телом, чтобы Броуди не смог силой открыть ее. Пронзительно закричала служанка, что-то с грохотом упало на пол, послышался веселый голос Броуди:
— Привет, милашка! Хочешь посмотреть, как танцует моя змейка? Ну, не надо так быстро убегать от меня! Да, пожалуй, мне нужно полотенце побольше…
Коннор быстро понял, что одним из преимуществ его нового положения было то, что ему позволялось — и это даже поощрялось — заставлять прочих людей ждать его. Прежде чем позвать к себе портного, он заказал, свежую ванну и еще один горячий завтрак.
Явившийся портной отнял у него массу времени на тщательное снятие всевозможных мерок и выбор тканей из принесенных бесчисленных образцов, причем все ткани казались Коннору одинаковыми. Пока портной без устали рассказывал ему о преимуществах хлопка перед шерстью, его помощник бегал вокруг Коннора с портновской лентой в руках и снимал мерки, восхищаясь его широкими плечами и мощными бицепсами.
Когда помощник портного опустился перед Коннором на одно колено и стал снимать мерки с его бедер, горец решил, что с него хватит, и, схватив портного и его помощника за высокие накрахмаленные воротники, поволок их к дверям.
— Но, милорд… — протестующе бормотал портной, — как же мы будем шить? Мы ведь даже не выбрали ткань…
— Шейте как хотите и из чего хотите, — выпалил раздраженный Коннор, — а счет пришлите ге… моему отцу.
Длинное лицо портного просияло.
— Будет сделано, милорд. С превеликим удовольствием…
Не обращая внимания на их почтительные поклоны, Коннор захлопнул дверь.
Но не успел он перевести дух, как за дверью снова послышались шаги, и лакей сообщил о приходе шляпника.
Оказалось, что портной был всего лишь первым в целой очереди лондонских ремесленников и купцов, горящих желанием предложить свои товары и услуги такому элегантному джентльмену, как наследник герцога Уоррика. Когда явился шляпник, Коннору пришлось перебрать столько вариантов шляп из бобрового меха, что, в конце концов, он решил, что было бы проще нацепить на голову просто бобровую шкуру.
Вслед за шляпником явился галантерейщик с головокружительным разнообразием носовых платков, носков, чулок и тростей с набалдашниками из слоновой кости. Потом настала очередь ювелира, предложившего множество колец, перстней и серебряных табакерок.
К тому времени, когда лакей доложил Коннору, что учитель фехтования ждет его в бальном зале, он был готов сразиться на шпагах хоть с самим дьяволом.
Радостно извинившись перед остальными посетителями, он поспешил в бальный зал, думая, что предстоящий поединок — как раз то, что ему сейчас необходимо.
— Черт побери! Вы что же, хотите, чтобы я дрался на этих штуках?
Когда до слуха Памелы донесся знакомый низкий баритон, она остановилась в пустом коридоре и прислушалась.
— Это годится лишь для штопки чулок, и ни для чего другого! Впрочем, если хотите, я могу засунуть ее вам в…
Вслед за этой угрозой послышалась бойкая французская речь. Приподняв подол, Памела поспешила на звук громких мужских голосов. Ей не пришлось слишком поднимать подол, платье и так было на четыре дюйма короче, чем нужно. Исчерпав весь скудный запас своих нарядов, Памеле пришлось позаимствовать у Софи ее любимое утреннее платье. От такого нахальства сестра долго плакала в подушку и бормотала обидные слова насчет лопнувших швов и фаршированных колбас.
Что и говорить, слишком узкий и жесткий лиф платья делал каждый шаг Памелы пыткой и не давал нормально дышать. Когда она, наконец, добежала до двустворчатых дубовых дверей в бальный зал и распахнула их, она совсем задохнулась и была на грани обморока, чему немало способствовало и представшее ее взору зрелище.
