Кристофер распахнул дверь в свою комнату и почувствовал огромное облегчение. Элизабет стояла возле окна и, услышав, что он открыл дверь, повернула к нему голову. Кристофер закрыл дверь, сделал несколько шагов и протянул к ней руки.
Элизабет шагнула навстречу и оказалась в его объятиях. Ее побледневшее лицо прижалось к его плечу.
Кристофер не знал, что ей сказать. Его все утро мучила совесть. Он сам вовлек себя в эту ужасную историю и, возможно, причинил ей непоправимый вред. Он нежно прижал к себе Элизабет.
— Кристофер, — заговорила она, — расскажи мне о нашей свадьбе.
Кристофер не шевельнулся. Что ж, настала пора все рассказать, как они с Мартином и планировали. Скоро она будет знать все, кроме самых тяжелых событий. В этой истории будет семилетний перерыв. Но прежде чем рассказать ей все, Кристофер собирался убедить Мартина, что в то время он ни в чем не был виноват. Он хотел просить Мартина сказать Элизабет, что он сбежал только потому, что был тогда слишком молод и неопытен и не мог справиться с обрушившимися на него напастями. Это была настоящая правда. Они с Мартином раскроют ей истину. Они все исправят.
— Это было в Кингстоне, в имении твоего отца, в часовне, — заговорил Кристофер. — Кингстон-Парк находится в Норфолкшире. Мы не стали венчаться ни в сельской церкви, ни в церкви Святого Георгия в Лондоне, как хотел твой отец. Он считал, что часовня слишком маленькая. Но мы хотели, чтобы присутствовали д только члены наших семей и наши близкие друзья.
— А наша помолвка была долгой? — спросила Элизабет, не поднимая головы.
— Всего один месяц, — ответил Кристофер. — Мы сильно любили друг друга и хотели поскорее пожениться.
— И все члены наших семей были там? — снова спросила она.
— Да.
— Должно быть, это так чудесно — жениться в окружении своей семьи, — произнесла Элизабет.
— Да. — Кристофер потерся щекой о ее волосы. — Это было так прекрасно, что даже трудно выразить словами, Элизабет. Мы так любили друг друга, это был день нашей свадьбы, и Впереди нас ждало счастье.
Элизабет подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Твой отец приезжал? — спросила она. — А Нэнси?
— Да. — Кристофер посмотрел ей в глаза. — Правда, Нэнси вернулась домой за неделю до свадьбы. Она переживала, что в Пенхэллоу все пойдет вверх дном, если не присматривать за домом. Во всяком случае, мне так казалось. Она очень беспокоилась за дом и настояла на своем отъезде. Я сердился на нее, ты тоже умоляла ее остаться, но ничто не смогло удержать ее.
— Твоя история полностью совпадает с историей, рассказанной Нэнси, — заметила Элизабет. — Ты уже виделся с ней сегодня?
— Нет. — Он пытливо посмотрел ей в глаза.
— Мартин напомнил мне, — продолжала Элизабет, — что я полагаюсь только на твои слова о том, что мое место здесь, что я — твоя жена и что мы любим друг друга. — Она неожиданно рассмеялась. — Действительно, ведь только с твоих слов и со слов Нэнси и Мартина я могу хоть что-то узнать о себе. Если я не Элизабет Атуэлл, то как мне узнать об этом? А как меня звали до замужества? Ведь я же не была Ханивуд, как Мартин. Он — мой сводный брат.
— Уорд, — ответил Кристофер. — Ты была леди Уорд. Некоторое время она молчала, размышляя.
— Это мне ни о чем не говорит, — произнесла Элизабет. — Это чужое имя.
— И ты веришь, что я тоже чужой для тебя, Элизабет? — спокойно спросил ее Кристофер. — Ты считаешь, что всего две недели назад ты меня совсем не знала?
Девушка встревоженно посмотрела на Кристофера и ничего не ответила.
“Скажи ей, — заговорил его внутренний голос. — Сейчас самое подходящее время. Ее терзают сомнения, и лучше рассказать ей обо всем сейчас. Скажи ей”.
Элизабет медленно покачала головой:
— Нет. Я знала тебя, и я любила тебя. Если я в чем-то и могу быть уверена, Кристофер, так только в этом. А мы не можем прогнать Мартина? Он очень переживает за мое здоровье, но со мной все в порядке, только я ничего не помню. Нет необходимости для того, чтобы он дольше оставался здесь. Я дома, и он видит, что ты прекрасно заботишься обо мне, что я справляюсь со сложившейся ситуацией. Не можем ли мы попросить его уехать?
— Он — твой брат, Элизабет, — ответил Кристофер. Но ему тоже очень хотелось сделать так, как она просила. Ему так хотелось, чтобы в жизни опять все стало просто.
— Сводный брат, — возразила Элизабет. — Нас не связывают кровные узы. Он прикасался ко мне. Кристофер нахмурился.
— Он хотел обнять меня, — пояснила Элизабет, — а я испугалась. Он кажется мне совершенно чужим. Я не хочу, чтобы ко мне прикасался кто-нибудь, кроме тебя. Я не хочу, чтобы он дотрагивался до меня.
— Братья часто обнимают своих сестер, — ответил Кристофер. — Я тоже обнимаю Нэнси.
— Но я его совершенно не знаю, — возразила она.
— Меня ты тоже не знала всего две недели назад, — заговорил Кристофер. — Но позволила любить тебя, Элизабет. Девушка глубоко вздохнула и снова прижалась к его плечу.
— Я могу принять одну связь, но не признаю другую, — сказала она. — Я понимаю, что в этом нет никакого смысла. Но я также знаю, что, находясь с тобой, я чувствую себя на своем месте. С Мартином же все не так. Меня мороз продирает по коже от его прикосновений. Но тем не менее давай спустимся в столовую, и я постараюсь вести себя, как надлежит любящей сестре. С Нэнси это так легко, а вот с Мартином… Но ведь в жизни не все бывает легко. Я даже позволю ему прикоснуться ко мне, если ты говоришь, что это вполне естественно.
Крепко прижав девушку к себе, Кристофер подумал, как все сложилось бы, если бы он, прибыв в Лондон, не придал значения новости о том, что она собирается замуж за Пула. И еще он подумал: смог бы он поступить иначе, если повернуть время вспять, к тому моменту, когда Сет Уикенхем сообщил ему в отеле эту новость?
Кристофер засомневался в этом. — Да, пойдем вниз, — согласился он. И прежде чем уйти, он снова прижал девушку к себе. — Как бы мне хотелось защитить тебя от той боли, которую принесут тебе эти дни, Элизабет.
Девушка с улыбкой посмотрела на него.
— Ты и так постоянно ограждаешь меня от всего, — сказала она. — С тобой я чувствую себя в полной безопасности. Вот почему я так испугалась, когда Мартин попытался посеять во мне сомнения.
Элизабет подняла лицо для поцелуя. Она не знала, что при каждом их прикосновении, даже таком невинном, как поцелуй, чувство вины все сильнее жгло его душу. Кристофер прижался своим ртом к ее губам, раскрыл их и проник языком внутрь, давая ей утешение и уверенность, которых ей так недоставало.
Господи, она ведь возненавидит его! Но больше всего он боялся того, что сам никогда не сможет ненавидеть эту девушку.
