— Вы, господа, как сами пояснили, прибыли с севера. Значит, вы в курсе, как разворачивались там события. Не поведаете ли нам о них?
Карл покосился на Джулиана. Тот молчал, явно предоставляя королю, как более красноречивому, вести беседу. И Карл с этим был вполне согласен. У него было больше воображения и фантазии, чтобы изложить историю так, как это сделал бы круглоголовый. К тому же Джулиан совсем не умеет притворяться, в то время как король всегда с успехом разыгрывал из себя пуританина. И он начал с цветистой похвалы Оливеру Кромвелю, поведал, как легко он разбил силы короля при Донбаре, хотя потом ему и пришлось туго, когда шотландцы развязали против него настоящую лесную войну. Король в это время находился в графстве Пертшир, где собирал силы роялистов, и Кромвель не мог с этим ничего поделать, ибо не имел возможности удалиться с западного побережья Шотландии, откуда получал морем подкрепления и фураж для войск. Но Кромвель — великий человек, и он решился на отчаянный шаг. Рискуя быть оторванным от своих сил, он совершил рейд на север Шотландии. Будь молодой король умнее, а его советники талантливее, они не упустили бы столь выгодного шанса отрезать генерала круглоголовых от основных сил и разбить среди гор и ущелий, где Кромвеля окружали только враждебные кланы горцев. Но роялисты были ослеплены одной мыслью — теперь, когда Кромвель на севере, им открыта дорога в Англию. Этот молодой король надеялся, что, едва он вступит в королевство своего отца, все ринутся под его знамена. Но тут он просчитался. Парламентарии успели разгромить силы, какие могли поддержать его, а основное население Англии приняло короля, приведшего шотландцев, как захватчика, и не оказывало ему поддержки. И теперь Кромвель шел с севера и буквально наступал королю на пятки, генерал Гаррисон отрезал ему путь на Лондон, и даже Фер-факс, так долго отказывавшийся воевать с сыном казненного Карла I, вдруг объявил приход Карла II военным вторжением и, собрав в Йорке войска, отдал их под командование Оливеру Кромвелю.
— Вызывает восхищение, — продолжал король, — как действовали парламентские силы, когда они одновременно прибыли к Вустеру, где Карл II поднял свой штандарт, и нет ничего удивительного, что они одержали победу.
Карл говорил спокойно, со знанием дела, так как уже не один раз проанализировал все свои ошибки, но рассказывал он почти весело и даже поднял бокал за Оливера Кромвеля, великого стратега и полководца.
— Единственное, что может служить оправданием роялистам в битве при Вустере, так это то, что их силы значительно уступали противнику, — заключил он, опуская бокал, так и не пригубив вина.
Заметив удивление во взгляде Евы и почти физически ощутив недовольство, исходящее от Джулиана, король даже не повернулся к нему, опасаясь, что укор в глазах подданного передастся и ему, напрочь лишив его нервозной бравады, с какой он держался все время, пока рассказывал.
В разговор вступил Стивен Гаррисон, заметив, что понял со слов гостя, что тот хороший стратег, а дядюшка разразился целым потоком библейских изречений, в то время как леди Элизабет продолжала невозмутимо поглощать кушанья. Наконец возникла пауза, и тут Ева сказала, что, несмотря на все, о чем поведал рассказчик, многие считали, что дело под Вустером чуть не закончилось поражением республиканцев, ибо именно в это время главнокомандующий Кромвель слег в приступе тяжелого недуга.
Рука Карла чуть дрожала, когда он глядел сквозь рубиновое вино на свет огня в камине, но голос прозвучал спокойно:
— Это так, миледи. Насколько мне известно, король Карл возлагал на этот недуг лорда-протектора немало упований — в тот момент только Кромвель мог возглавить войска, а он, говорят, был так слаб, что…
Карл вдруг ощутил сильную душевную боль, как в тот роковой день при Вустере, когда понял, что и этой его надежде не суждено сбыться. Рука его заметно задрожала, и он опустил бокал на стол, опасаясь расплескать напиток.
В это время заговорила Рэйчел.
— Ходят слухи, что сам дьявол помог Оливеру Кромвелю встать на ноги.
Все поглядели на нее, и она, смутившись, продолжила:
— Вечером перед Вустерским сражением генерал Кромведь попросил вынести его подышать в ближайший лес и оставить там одного. Но не прошло и нескольких минут, как к нему из зарослей вышел человек в темных одеждах и сел рядом. Генерал хотел было отослать его, но было в незнакомце нечто, что не позволило ему проявить грубость. А незнакомец вдруг протянул ему свиток пергамента, текст которого был написан на каком-то непонятном языке, и сказал, что ежели Кромвель поставит на нем свою подпись, то семь лет будет исполняться все, что он только пожелает. Кромвель уже понял, с кем имеет дело, и хотя незнакомец протягивал ему перо, сказал, что у него нет чернил. Возможно, он хотел уклониться, но жажда победить оказалась сильнее. Тогда он надрезал себе руку и, используя вместо чернил собственную кровь, поставил на документе подпись.
Стивен Гаррисон повернулся к Рэйчел:
— Силы небесные, девушка, что ты говоришь?
А Джулиан как-то спокойно произнес:
— Тогда мне понятно, почему в тот день удача так сопутствовала господину Молчание.
Король лишь прошептал обреченно:
— Семь лет.
Ева вдруг сердито отбросила вилку, и все вздрогнули, когда она звякнула о тарелку.
— Не рассказывай сказки, Рэч! Послушать тебя — ты едва ли не видела это все своими глазами.
Карл заметил, как Элизабет Робсарт почему-то не смогла донести кусок баранины до рта и положила его опять на тарелку, словно лишилась аппетита. Она почти со страхом вперилась взглядом в младшую племянницу. Та сидела, опустив глаза, но сказала твердо:
— Так мне поведала старая Мэг.
Теперь воцарилась просто гнетущая тишина. Где-то в парке заухала сова, и Карл уловил, что Джулиан еле сдержался, чтобы не перекреститься. Карл попытался улыбнуться:
— Кто такая эта всезнающая Мэг?
Рэйчел подняла глаза:
— Люди зовут ее ведьмой, сэр.
И опять наступила тишина. Когда преподобный Энтони начал сердито возмущаться, все от его брезгливого голоса вздохнули словно с облегчением.
— Ты говоришь сущие небылицы, Рэйчел. Мало ли что взбредет в голову этой полоумной старухе, которой ты потакаешь. Только она способна плести подобные сказки. Но разве не ведомо, что все дары и благодеяния в нашей жизни от Господа? И тот, кто хает Оливера, одержавшего по воле Божьей столько побед, не отступник ли, восстающий против воли нашего Всевышнего, явственной столь очевидно?
Ева вдруг рассмеялась сухим нехорошим смехом.
— О да! Этот пивовар столь уверен, что он избранник небес, что в своей непогрешимости не побоится примерить венец короля Англии. Стивен, ты ведь состоял охранником при детях несчастного короля-мученика Карла I и рассказывал кое-что о том, что изволил говорить при принцах «старый Нол». Как раз перед тем, как сбежал принц Джеймс.
