На этот раз она умолкла, стиснув пальцы рук и глядя куда-то в сторону. Он ясно видел, что она в нервном состоянии, которое еще не может побороть.
— Чтобы закончить этот разговор, милая леди, — сказал он, — клятвенно обещаю с нынешнего дня умерить свои сластолюбивые устремления и в конечном счете вообще избавиться от них. Если мне это не удастся, разрешаю вам еще раз выстрелить в меня.
Ее подбородок снова дернулся вверх, и Келл увидел ее порозовевшее смущенное лицо во всей красе.
— Я уже не один раз говорила вам, — почти крикнула она, — что очень сожалею о том, что сделала!
Келл вздохнул.
— Хорошо. Давайте оставим и эту тему тоже. Договорились?
С этими словами он начал развязывать свой шейный платок и, заметив осуждающий взгляд Рейвен, добродушно проговорил:
— Видите ли, мадам супруга, перед тем, как люди ложатся в постель, они обычно раздеваются. Такова традиция. По крайней мере европейская.
Его юмор не подействовал на нее успокаивающе.
— Но… — проговорила она. — Так сразу?.. Я ведь еще едва знакома с вами.
Он решил действовать ускоренным способом и потому сказал:
— Прошлой ночью вы не были столь стыдливы.
Она возмущенно топнула ногой.
— Прошлой ночью, вы знаете, я была под действием каких-то мерзких лекарств и мало что помню о происшедшем.
Келл внимательно посмотрел на нее. Конечно, это так, как она говорит. Но правда ли, что она ничего не помнит — ни о себе, ни о нем? И во всем ее поведении не было ни капли подлинной страсти?.. Он вдруг почувствовал Некоторую обиду за себя — принимавшего ее вожделение за чистую монету — и тут же осудил вздорность своих мыслей. Однако совсем избавиться от них не мог и потому произнес:
— Позвольте, теперь уже как супруге, напомнить вам, что вы были очень… я бы сказал, энергичны. По отношению ко мне. В вас не было ни тени той застенчивости… стыдливости, какую вы проявляете сейчас. Тоже в отношении меня.
— Зачем вы затеяли этот разговор? — с негодованием спросила она. — Хорошо… я скажу вам… Вчера ночью я принимала вас за другого.
— За другого? — Теперь возмущение звучало у него в голосе. Скорее даже ревность. Резкий укол ревности, тяжкий для самолюбия. Что она такое говорит? Ведь она девственница, он в этом убедился. Впрочем, насколько он знает, существуют различные способы и формы удовлетворения страсти, при которых можно ее сохранить. Значит, они ей хорошо знакомы… Тоном судьи он проговорил: — Таким образом, вы признаете, что у вас были любовники?..
Он ожидал отказа ответить ему, оскорбленных слез, криков, всего, чего угодно, но она довольно спокойно и вместе с тем как-то неуверенно сказала:
— Нет… их не было… Впрочем, один… Но не существующий на самом деле…
Его брови полезли вверх. Может быть, она не в своем уме? На бедняжку повлияли вчерашние события?
— Возможно, вы попробуете объяснить… — мягко проговорил он.
— Боюсь, вы не поймете.
— Я очень постараюсь.
Она еще ближе подошла к камину и протянула руки к огню, словно они замерзли, хотя в комнате было очень тепло.
— Я вовсе… — начала она говорить. — Я не такая искушенная, какой вы меня представляете… Не знаю, что и как сейчас сказать… Я ни с кем и никогда не разговаривала об этом… Хотя все довольно просто… Я придумала… изобразила себе возлюбленного в своих фантазиях. В мыслях… Он стал приходить в сновидениях…
Она отвернулась от камина, бросила смущенный взгляд на Келла. Щеки у нее горели.
— Пожалуйста, продолжайте, — попросил он. — Это интересно. Только зачем вам создавать возлюбленного из воздуха, когда столько мужчин во плоти готовы со всем рвением исполнять эту роль?
— Как вы не понимаете? Вы шутите, наверное… Разве вам не известно, что существуют правила приличия? Традиции? Или вы живете вне их?
Келл любовался трогательно-наивным выражением ее прелестного лица, не мог отвести от него взгляда. Ради того, чтобы подольше видеть это лицо, он готов был задать еще сотню таких же дурацких вопросов.
— Но ведь, наверное, очень скучно иметь дело с призраком? С миражом? — предположил он.
— Ничего подобного! — оживленно ответила она. — И потом, это гораздо безопаснее. Вы же не влюбитесь по-настоящему в свою фантазию…
— Пожалуй, — согласился он. — Если это касается меня… Значит, вы изобрели возлюбленного? У него есть имя?
— Я называю его «пират». Иногда «корсар». Словом, похититель.
— Что же он украл?
Она улыбнулась, уже успокоенная и удовлетворенная мирным течением разговора.
— Что украл? Наверное, сердце. Душу… Как пишут в книжках.
Да, конечно, пират — всплыло в памяти Келла слово, которое вчерашней ночью она адресовала ему. Только тогда оно произносилось хриплым шепотом, с необузданной страстью.
Очевидно, в те минуты Келл был ее пиратом… Однако все это не объясняет ее несомненную умудренность в любовных играх… Впрочем, кто знает — быть может, такое умение бывает врожденным? Впитанным с молоком матери?..
— Одно могу сказать, — произнес он, — по всей видимости, вы обладаете необузданным… весьма живым, — поправился он, — воображением. И все равно это не вполне объясняет ваше умение — не могу назвать иначе — возбудить… распалить мужчину… Что вы так успешно продемонстрировали вчера на Мне.
Он насмешливо поклонился.
Рейвен снова залилась краской. Что ему нужно от нее? Когда он наконец перестанет ее мучить подобными вопросами? Неужели люди только для этого женятся и выходят замуж?
— Если вы так настаиваете, — сказала она, — я открою вам еще одно. После смерти матери я нашла в ее вещах одну книгу… очень редкую… Ее написала француженка, побывавшая в плену у турецких корсаров. Это история огромной любовной страсти, написанная абсолютно откровенно, без соблюдения каких бы то ни было правил приличия.
— Боже! — театрально ужаснулся Келл, но Рейвен не обратила внимания на его выходку.
— Понимаю, — продолжала она, — вас удивляет, что мать… своими руками…
— Действительно, — согласился Келл, — довольно странно, что ваша мать решила просветить вас таким образом. Почему?
— Она считала, что книга может послужить своего рода предупреждением для меня. — В голосе Рейвен он не услышал убежденности. — Причиной всех несчастий героини, — продолжала она более твердым голосом, — была любовь. Вернее, страсть… И вот моя мать… Она сама пережила многое. Еще до моего рождения она отчаянно влюбилась в одного человека, который… Словом, он не мог полностью ответить ей на ее чувство. Она же всю жизнь бесплодно нянчила свою любовь, была одержима ею и только в конце жизни поняла, что все это напрасно. Что любовь сожгла ее, иссушила, забрала все, вплоть до здоровья и трезвого ума. Не дав ничего взамен… Моя мать поняла — так она, во всяком случае, говорила мне, — что женщина, которая так беззаветно любит, всегда беспомощна в жизни. И хотела уберечь меня от подобной судьбы. Она взяла с меня клятву, что я не повторю ее ошибки.
