Поначалу маркиз пытался не замечать ее слез. Он не мог предложить другого утешения, кроме сочувствия. Она отказалась принять от него деньги, хотя он неоднократно предлагал ей. Не мог он также дать ей надежду на скорую новую встречу. Он не строил подобных планов. Никогда.
— Я же сказала себе, что не пойду на это, — прошептала она, натягивая перчатку. — Это действительно унизительно для меня. Вот. — Она снова фыркнула. — Я полностью пришла в себя.
Он ждал ее у дверей.
— Я не очень умею прощаться, — честно признался Дарли. — Но я с большим удовольствием провел эту неделю. — Это обошлось ему, в конечном счете, в несколько тысяч фунтов. Цена Аманды возрастала с каждым днем, так как Графтон все больше давил на нее, требуя сексуальных услуг. — Вы с Графтоном приезжаете в город во время сезона? — Вопрос был задан из чистой любезности, ибо ответ он знал заранее.
— Никогда, — ответила она с глубоким вздохом. — Я тоже с огромным удовольствием провела эту неделю и очень благодарна тебе. — Она нашла в себе достаточно сил, чтобы улыбнуться ему. — Ты оказался очень хорошим учителем.
Он внезапно ощутил раздражение от ее слов. А вдруг она найдет еще кого-то для продолжения уроков по возвращении в Йоркшир? Или она уже познала достаточно и готова сама стать наставницей? У леди врожденная склонность к любовным утехам, в этом не было ни малейшего сомнения. Но ведь этим отличались многие женщины, которых он знал, и всего лишь то, что помешанная на лошадях красотка развлекала его в течение нескольких дней, никак не могло быть поводом поменять привычный образ жизни. И, с трудом обуздав досаду, Дарли ровным любезным тоном произнес:
— У меня не могло быть лучшей ученицы. Я буду вспоминать эту неделю с большой теплотой.
Ничего не могло быть банальнее. Как холодно он произнес это. Впрочем, любовные связи были самым обычным делом в свете. И Дарли больше, чем кто-либо, прославился своим распутством и любовными похождениями.
Она была для него всего лишь развлечением на эту неделю.
И сейчас настало время уйти.
Подобрав вторую перчатку с туалетного столика, Элспет натянула украшенную вышивкой зеленую лайку на руку и двинулась к двери.
— Будь любезен, передай мою благодарность Мег и Беккету, когда увидишь их в следующий раз. — Она поддерживала столь же светский тон.
— Обязательно, — ответил он, открывая дверь и провожая ее.
Слуги после обеда были отправлены в деревню, тем самым необходимость неловких разговоров и Прощаний была уменьшена. Дарли все предусмотрел, заметила Элспет. Впрочем, он уже достаточно напрактиковался в подобных играх.
В течение всей дороги назад оба ощущали неловкость, беседовали на банальные темы, в основном касавшиеся погоды или проносившихся мимо пейзажей.
На протяжении всей поездки Дарли приходилось изо всех сил сдерживать себя, чтобы не предложить: «Приезжай ко мне в Лондон. Я пошлю за тобой экипаж».
Подобные мысли нервировали маркиза, привыкшего не затягивать свои сексуальные развлечения. И то, что его так и подмывало сделать ей это предложение, шло против всех его правил. К тому моменту как он, натянув вожжи, притормозил упряжку у черного хода дома Графтона, единственным его желанием было немедленно сбежать.
У Элспет возникла та же мысль, и едва фаэтон остановился, она спрыгнула вниз. Она могла не справиться с собой, когда Дарли коснется ее, помогая спуститься на землю. Она не могла себе позволить последнюю неловкость вроде прощального поцелуя или, что еще страшнее, позволить ему поцеловать ее.
Все равно все крутилось вокруг поцелуя.
Итак, все кончено.
Она заставила вести себя как взрослая — послала ему улыбку и помахала рукой на прощание. У нее это даже вышло вполне небрежно.
— Приятного тебе сезона в Лондоне. И еще раз спасибо за прелестные каникулы.
Он кивнул:
— Пожалуйста.
Он ни разу не улыбнулся — ни сейчас, ни во время этой показавшейся бесконечной поездки. Он даже не сказал «спасибо», подумала она, круто развернувшись, и зашагала прочь, пряча выступившие на глазах слезы. Впрочем, в ту же секунду экипаж маркиза рванул с места и на большой скорости умчался прочь.
Пробежав по саду, Элспет вошла в садик за кухней, быстро захлопнула за собой калитку и, оказавшись вне пределов видимости с главной дорожки и из дома, рухнула на траву и разразилась неудержимыми рыданиями.
Как она переживет агонию своей супружеской жизни после целой недели блаженства с Дарли? Как она вытерпит бесконечные дни, недели и месяцы в плену злобного, ненавистного старика? Как она сможет продолжать играть роль супруги лорда Графтона, постоянно давившего на нее и унижавшего самым изощренным и постыдным образом? А что, если она больше не вынесет этого? Что, если она не устоит перед злобным нравом Графтона, как его предыдущие жены, и сама сведет счеты с этой жизнью?
«Никогда», — твердо и строго прозвучал голос внутри ее с абсолютной убежденностью.
Голос был очень похож на голос матери, она даже подняла взгляд, словно в надежде увидеть любимый образ. Вместо этого она увидела, как мотыльки порхали с цветка на цветок, почувствовала тепло солнечных лучей на лице, и проблеск трепетной надежды шевельнулся у нее в груди. Разве ее матушка не была всегда оптимисткой, даже когда жизнь поворачивалась к ней самой темной своей стороной? Разве она не учила во всем видеть только хорошее? И разве сама Элспет не знала, что Дарли был столь же неуловим, как эти пестрые мотыльки, порхающие с цветка на цветок?
Ее жизнь всегда была менее легкомысленной и пустой, чем его, и не слишком изменилась сейчас, когда она узнала его. Замуж она вышла ради Уилла. И будет продолжать терпеть ради брата, поскольку он заслуживал лучшего будущего. Разве мог их отец знать, что завещание дяди будет изменено в пользу кузена Герберта, который в нужную минуту появился у смертного одра дядюшки Дуайта?
Но все это подобно воде, бегущей под мостом, сурово одернула она себя. Если повезет, Графтон успеет спиться и отдаст концы прежде, чем она станет слишком старой, или Уилл возвратится из Индии более состоятельным и спасет ее. Многие английские офицеры составили себе состояния в стране магараджей и рубинов. На этой обнадеживающей ноте она утерла лицо юбкой, расправила плечи, сделала глубокий вздох и представила себе Уилла таким, каким видела его в последний раз, — в офицерской форме, улыбнувшимся ей мальчишеской улыбкой, осветившей комнату. Он всегда был солнышком, веселый и беспечный, вечный оптимист — во многом похожий на их отца, который никогда не отчаивался, даже в самые суровые периоды безденежья. И если бы их отец не оказался в глубоком долгу перед хозяевами «Таттерсоллза», от продажи своей конюшни они могли бы даже выручить приличную сумму. Если, если, если… Если бы желания были жеребцами, удрученно размышляла она.
