Алекс почти упал в объятия ее теплых, гладких, нежных рук. О Боже! Он в жизни не испытывал ничего настолько исключительного и прекрасного.
Кейт начала поглаживать его — легкими, осторожными движениями.
Алекс тяжело дышал, словно только что проделал забег в соревнованиях на скорость.
— Тебе нехорошо, Алекс?
— Да. — Неужели это кваканье его собственный голос? — Нет.
— Я причинила тебе боль?
— Нет. О Боже, нет.
— Могу я снять с тебя брюки?
— Да. — Он был готов умолять ее сделать это — или как можно быстрее сорвать их собственными руками. — Прошу тебя.
Кейт начала спускать его брюки с бедер на колени и ниже. Ее лицо, ее губы оказались на одном уровне с…
— Могу теперь и я высказать пожелание?
Господи, он все еще не говорит, а квакает, словно одержимая похотью лягушка?
— Какое пожелание? — помолчав, спросила Кейт.
— Я был бы очень, очень рад, если бы ты поцеловала меня… э-э…там…
Кейт слегка отшатнулась.
— Поцеловала тебя?..
— Да. — Алекс мог бы почувствовать, что краснеет, однако все его эмоции сейчас были настолько во власти охватившего его вожделения, что стали загадкой для него самого. — Да, поцеловала. Прижалась губами к… — Вряд ли стоило спрашивать, какое место он имеет в виду. — Губами и, может быть, языком.
— Странное предложение.
Кейт посмотрела на его петушок — и Алекс готов был поклясться, что от ее взгляда член его увеличился на целый дюйм, хотя на самом деле это было немыслимо.
— И тебе это было бы приятно?
— До крайности!
— Гм. Ну хорошо. — Кейт наклонилась и сделала то, о чем просил Алекс. — Вот так?
– Да.
Алекс в жизни не чувствовал ничего более дивного — пока язык Кейт не коснулся самого кончика его пениса. А потом она взяла этот кончик в губы. Да, она оказалась весьма способной ученицей.
Он едва не потерял сознание. По меньшей мере он боялся упасть, если немедленно не сядет или, еще лучше, не ляжет. Он осторожно потянул Кейт за волосы. Она никак не отозвалась на это. Он потянул немного сильнее.
— Кейт, дорогая, любовь моя…
Он подпустил в голос нотку отчаяния. Да они был на грани отчаяния, черт побери…
Кейт наконец прекратила свои действия и подняла голову.
— В чем дело? — Она еще улыбается, словно шалая девчонка! — Я так наслаждаюсь, не надо меня отвлекать!
— Я не хочу отвлекать тебя, любовь моя, но мои физические возможности ограниченны.
— Правда?
Она поцеловала его, и Алекс почувствовал новый прилив желания. Он подавил готовый сорваться у него нервный смех.
— Кейт, ты доведешь меня до того, что я упаду перед тобой на колени. В буквальном смысле слова. Мне сорок пять, но я не уверен, что выдержал бы такую пытку даже в двадцать два. Я предлагаю — очень настойчиво предлагаю, — чтобы мы с тобой улеглись на эту дивную постель.
Кейт почувствовала, что он на грани срыва, и решила сделать следующий шаг. Она выпрямилась и крепко обняла Алекса за талию обеими руками. Кожа у него была такая мягкая, а тело такое твердое.
— Прекрасная мысль.
— Я рад, что ты с этим согласна. — Он тоже обнял ее и прошептал на ухо: — У меня есть и другая мысль.
— Правда?
Она прильнула к нему и с улыбкой прислушивалась несколько секунд к его учащенному дыханию. Однако он был, на ее взгляд, весьма благонравным — даже чересчур. Она хотела, чтобы его руки двигались, спускаясь все ниже и ниже.
— Что у тебя за мысль?
— Я считаю, что тебе будет лучше, если ты снимешь эту противную ночную рубашку. Она слишком изношена, чтобы согревать тебя. — Он поцеловал мочку уха Кейт. — В тебе, я знаю, много собственного тепла, но если ты почувствуешь хоть самый малый холодок, я готов превратиться в твое одеяло.
— Пожалуй, ты прав. — Она запрокинула голову и улыбнулась ему. — Ты готов ее снять своими руками?
— Сердце мое, я думал, ты никогда об этом не попросишь.
Он быстро поцеловал ее, а потом разомкнул объятия. Кейт огорчилась, но тотчас поняла, что это ненадолго. Алекс сбросил туфли, снял брюки и чулки, потом опустился на колени и взял Кейт за лодыжки. Она ждала, но ничего не происходило.
— Я думала, ты сам снимешь с меня рубашку.
— Я это и делаю. — Его ладони двинулись от лодыжек вверх по икрам. — Только медленно.
— О!
Медленным было это сладкое мучение. Кейт ухватилась за плечи Алекса. Его мускулы заиграли под ее пальцами. Ладони передвинулись к ее коленям.
— Ты мог бы двигаться побыстрее.
— Я так не считаю. В конце концов я перенял у тебя приемы руководства. Ты очень медленно расстегивала мне брюки.
— Я уверена; что была введена в заблуждение. — Его руки передвинулись Кейт на бедра, а язык… — Ах! — Его язык… о Боже милостивый! — Она схватила Алекса за голову. — Что ты делаешь?
— А как ты думаешь? Ну-ка попробуй это описать.
Он скользнул языком по чувствительному местечку возле… Кейт поняла, к чему он клонит.
— Постель. Ты хотел лечь в постель.
— Да. Подожди секундочку.
— Нет. Сейчас же.
— Нет. — Он откинулся назад и улыбнулся ей. — Я настоятельно предлагаю тебе временно передать руководство игрой в мои руки. Я знаю, что тебе это понравится.
Кейт понимала, что так оно и будет, но не собиралась говорить ему об этом.
— Не слишком ли ты самоуверен?
Алекс расхохотался.
— Вот именно. До крайности, любовь моя. Благодаря твоей чуткой помощи.
Кейт почувствовала, что краснеет.
— Не имею представления, на что ты намекаешь.
— Правда? Я буду счастлив показать тебе как можно скорее, на что я намекаю.
Он принялся поднимать ее ночную рубашку выше и иыше, обнажив мало-помалу живот и грудь. Кейт подняла руки, чтобы Алексу было легче снять с нее рубашку через голову, но он вдруг прекратил свое занятие, и теперь рубашка закрывала лицо Кейт.
— Ну, Алекс, почему ты…
А он начал целовать ее груди, прихватывая соски теплыми губами и касаясь языком самых кончиков.
Кейт почувствовала слабость в коленках, такую сильную, что, если бы Алеке не поддержал ее, она могла бы упасть.
Наконец он снял с нее проклятую рубашку и взял Кейт на руки.
— Мне помнится, вы хотели улечься в постель, миледи?
— Вот именно, несчастный ты идиот, и немедленно.
Все тело у Кейт горело, а между ног у нее стало влажно и тоже горячо. Ничего подобного она в жизни не испытывала.
— Я хочу тебя.
— Неужели? Такая старая женщина, как ты?
– Да!
Кейт почти выкрикнула это слово — ей казалось, что Алекс чересчур медлителен. Он рассмеялся.
— Признаться, и этот старичок всем сердцем разделяет твое желание.
