Лэйн отрицательно покачал головой.
— Нет! Им покажется странным, зачем этой юной леди столько денег наличными. Они и так-то могут задуматься.
— Но ты говорил, десять тысяч — безопасно! — рассердился Мэтью.
— Все может быть опасно! — отрезал Лэйн. — Но я подумал, они учтут размеры состояния и решат, что ее светлость собирается приобрести какое-нибудь украшение, поэтому обналичивает столь крупную сумму.
— Если ты ошибся, я убью тебя! — прорычал Мэтью. — Ну хватит, давай скорее!
Лэйн посмотрел на Кармелу и указал пальцем на конец страницы.
— Поставьте здесь свое имя, ваша светлость.
Кармела задумалась, стоит ли ей аккуратно подделать подпись Фелисити или подписаться так, чтобы в банке сразу же заподозрили неладное. Сначала эта мысль показалась ей великолепной. Тогда эти двое сполна ответят за свои дела.
Но потом она решила не делать этого. При первых же признаках опасности Мэтью и Лэйн скроются, а пока из банка сообщат о случившемся, может пройти уйма времени, И ей придется сидеть взаперти в этой хижине, построенной дровосеками. И пока граф сумеет отыскать ее, она пробудет в темнице не один день, а то и не одну неделю, без единого шанса на спасение.
Выходит, ей самой следует позаботиться о себе, и для этого попытаться вступить в сделку с похитителями.
Не трогая перо, она спокойно спросила:
— Если я подпишу документы, а вы получите свои деньги, вернетесь ли вы сюда освободить меня?
Чуть было не выпалив, что его мало волнует, сгниет ли она здесь, Мэтью колебался.
Затем коварно усмехнулся и ответил:
— Конечно, ваша светлость! Вы с нами — честно, и мы с вами — честно, разве можно иначе?
Он лгал, и Кармела поняла, что у них и в мыслях не было возвращаться и выпускать ее. Как только они получат деньги, их и след простынет, «Я подпишусь за Фелисити своим собственным почерком», — решила Кармела.
Но тут Лэйн, словно прочитав ее мысли, пригрозил:
— Если вы задумали нас перехитрить, вам придется пожалеть об этом, ваша светлость!
— Как это — перехитрить нас? Объясни-ка мне, что она может сделать, — засуетился Мэтью.
— Она может подписаться так, чтобы в банке не оплатили ее чек, — пояснил Лэйн, — мне кажется, именно это она и задумала.
— Только попробуй! — словно дикий зверь, в ярости прорычал Мэтью. — Только попробуй, и я тебе все лицо изуродую! Хватит с меня графа, чтобы я еще от тебя что-то терпел!
Сердце у Кармелы сжалось от ужаса, и она нерешительно пробормотала:
— Но я подпишу все правильно.
— Так-то лучше! — угрожающе произнес Мэтью и повернулся к Лэйну. — Ты-то знаешь ее подпись?
— Откуда мне знать?
— Тогда нам придется поверить ей.
— Придется, — согласился Лэйн. — Ты ведь не забыл, что обещал вернуться освободить ее, как только мы получим деньги в банке.
Он произносил слова с расстановкой, явно намекая Мэтью, интонацией давая понять тому, что это единственный выход для них. Только в этом случае мошенники могли быть уверены в правильности ее подписи. Но Мэтью, поглупевший от спиртного, не понимал его.
— Я не вернусь к этой… тьфу ее… — он едва успел сдержать слова, готовые сорваться с его губ, и наконец разобрался в знаках, которые, подавал ему Лэйн из-за спины Кармелы.
— Хорошо, — сказал он. — Пусть будет по-вашему. Мы вернемся.
Слегка вздохнув, Кармела подумала, что все это бессмысленно. Они и не собирались возвращаться. Но она все равно боялась обмануть их. Они могли силой рассчитаться с ней, Без лишних слов она опустила кончик пера в чернильницу и медленно, осторожно стала выводить буквы, расписываясь в письме вместо подруги. Лэйн положил перед ней чек на имя Фелисити. На чеке было указано название другого банка, тщательно перечеркнутое, а вместо него аккуратно вписано: «Коутс и Компания».
Глядя на сумму, она невольно прикинула, сколько бы это значило для ее семьи. Им приходилось частенько экономить, перебиваясь несколькими фунтами в месяц, когда отцу не удавалось продать ни одну картину.
Но потом она решила, что потеря этой казавшейся ей огромной суммы не сильно скажется на состоянии Фелисити, в случае если Мэтью и Лэйн сумеют скрыться с полученными деньгами.
Она молча поставила на чеке имя Фелисити. Мэтью и Лэйн наблюдали за каждым ее движением. Когда Лэйн принялся посыпать не просохшие еще чернила песком, Мэтью заторопил его:
— Ну, давай, посмотрим, как быстро лошади, которых ты нанял, смогут домчать нас до Лондона.
— Мы будем там до открытия банков, — заверил Лэйн.
Он положил чек и письмо в карман, тщательно завернул крышку чернильницы и аккуратно уложил ее вместе с перьями обратно в мешочек.
— Надеюсь, вам будет тут удобно, ваша светлость, — произнес Мэтью язвительно. — А пока подумайте над старой пословицей: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним!»
С этими словами он направился к двери, пригибая голову, чтобы не удариться о притолоку. За ним засеменил Лэйн, освещая путь фонарем.
— Пожалуйста, не оставляйте меня здесь одну! — крикнула им вдогонку Кармела.
Но они уже были за порогом, и единственным ответом на ее слова был скрип закрывающейся двери, которую они с силой захлопнули.
Она услышала, как щелкнула задвижка, и поняла, что ее заперли, и дверь можно открыть только снаружи.
Девушка осталась в полной темноте. Окон в хижине не оказалось, иначе она видела бы отблеск фонаря, пока ее похитители пробирались сквозь деревья.
Она все еще сидела перед ящиком на обрубке полена, как на стуле.
Она сложила руки и попробовала посчитать, сколько времени уйдет на ее поиски, и когда у нее появится хотя бы слабый шанс на спасение.
Теперь она чувствовала, как ее пробивает дрожь, но уже не столько от страха, сколько от холода, а необутая нога немеет.
«Я должна собраться с мыслями, — велела себе Кармела, — и подождать, пока рассветет, тогда я смогу что-нибудь придумать, если вообще существует какая-нибудь возможность выбраться отсюда».
Что-то ей подсказывало всю тщетность подобных попыток.
Она видела раньше эти хижины лесорубов для хранения пил и топоров, в которых можно было переждать непогоду, когда на улице становилось слишком сыро для работы.
Она знала: обычно эти хижины сооружались из стволов деревьев, расщепленных вдоль и вкопанных глубоко в землю. Крышу, как правило, делали из тех же стволов, только накрывали их еще чем-нибудь, чтобы они не протекали в ДОЖДЬ.
Пилы, топоры — все стоило слишком дорого, и ни один лесоруб не желал потерять свои инструменты, поэтому хижины строились крепкими и были недоступны ворам.
«Возможно, меня найдут, но слишком поздно, — мрачно думала Кармела. — Я умру от голода, и от меня останутся одни кости».
