— Я огорчила тебя, извини, — тихо проговорила она.
— Кели, — прошептал он, обретя дар речи, — ты сказала, что Джин не позволит тебе оперироваться. Я не могу притворяться и делать вид, что понимаю почему. По крайней мере, в данный момент. Я лишь обращаюсь к твоему собственному чувству ответственности. Это твое тело, твоя жизнь, — он старался, чтобы в его голосе не звучала тревога.
Кели села на корточки, голова ее склонилась, плечи были опущены, длинные черные волосы закрыли лицо. Она заговорила так тихо, что ему пришлось напрягать слух. Его взгляд сконцентрировался на ее руках, лежащих на коленях. Не торопясь она начала рассказывать о том, при каких обстоятельствах Джин впервые увидел ее, в какой опасности оказалась ее семья из-за политических распрей в стране, как Джин женился на ней и спас ее родных. Джин помог им всем переехать в другое место и жить под защитой американских вооруженных сил в Таиланде. Джин сильный человек и очень щедрый. Она уважает его и беспрекословно подчиняется ему.
Слушая рассказ, Дэмион начал все понимать. Джин стал для них кем-то вроде почитаемого предка. Согласно традициям своего народа, Кели и ее семья благоговели перед ним, словно перед божеством. Беспредельное уважение и почитание.
— Я не могу не повиноваться Джину и не хочу этого. Я благодарна тебе, потому что вижу по твоим глазам, что ты все понимаешь. Я бы не смогла предать его, Дэмион.
Нет, она не права. Ему хотелось задать ей еще много вопросов. Но он продолжал хранить молчание.
— Ответы на твои вопросы в самой тебе, Кели, — наконец пробормотал он. Он говорил тихо и нежно, боясь причинить ей боль. — Я всегда готов выслушать тебя, Кели. По крайней мере, это я могу. Ты сама должна сделать выбор. Я только прошу тебя сделать его как можно быстрее. Подумай об этом, Кели.
— Джин…
— Не надо говорить о Джине, Кели. Это твой собственный выбор. Джин умный человек, он способен изменить свое решение.
По ее глазам он видел, что Джин будет настаивать. Дэмион поморщился, заметив, как Кели взялась за край стола, чтобы подняться. На ее лице отразилась боль. Но куда же исчезли ее слезы? Ему хотелось это знать, ему необходимо это знать. Ему нужно знать все, что касалось Кели Макдермотт. Где она берет силы, откуда это спокойствие и выдержка? Почему слезы, наполнявшие до краев ее глаза, не потекли по щекам?
— Спасибо тебе, Дэмион, — прошептала она. — Я постараюсь запомнить то, что ты мне сказал.
Кели ушла, а Дэмион остался стоять посреди кабинета, и слюна снова скопилась у него во рту. Он достал чистый белый носовой платок, который всегда лежал у него в кармане и которым он никогда не пользовался. Она поблагодарила его. За что? Что такого он ей сказал? Он не мог припомнить своих слов. Слова, бессмысленные слова. Что хорошего он сделал для нее? Смог ли успокоить? Вместо того чтобы просто утешить ее, обнять и дать выплакаться, он поступил так, как когда-то его отец — стал наставлять. Только отец делал это более искусно и умело, взывая к Божьему благословению.
Дэмион почувствовал, как белый пасторский воротничок сжимает и натирает ему шею. Преподобный Эфрам Конвей, отец Дэмиона, почти тридцать лет был священником евангелистской общины города Хейдена. Дэмион рос в религиозной семье. Как сыну священника ему пришлось многое претерпеть. Эфрам очень строго относился к сыну. Служение Богу было его призванием. Ему пришлось уйти в отставку только после того, как у него случился удар. Церковные власти настояли на этом. В знак уважения к его многолетнему подвижничеству приход отца был обещан Дэмиону. Люди восприняли это естественно, сын продолжил миссию отца, все остались довольны. Все, за исключением самого Дэмиона.
Всю свою жизнь Дэмион делал то, что от него ожидали. Как от сына проповедника, все ожидали от него примерного поведения. Все ожидали, что школьные отметки у него должны быть самые высокие, что моральный облик его должен быть безупречным. Все ожидали, что он пойдет по стопам отца. Дэмиону казалось, что все знают, чего от него можно ожидать, — за исключением его самого. Бессчетное количество раз он задавал себе вопрос, почему позволил сделать из себя священника. Возможно, решил он, у него все же много общего с отцом. Общее дело должно было сблизить их, но этого не произошло. Между ними происходили бесконечные споры и пререкания, и чем дальше, тем конфликт становился глубже. По крайней мере раз в неделю Эфрам обязательно звонил ему и интересовался, как идут дела в приходе. Отец никогда не спрашивал, как идут дела у его сына Дэмиона, а всегда только, как идут дела в приходе. Как будто сам он ничего собой не представлял, а был лишь духовным наставником прихожан Хейдена.
И его мать, Речел Конвей… Настоящий сгусток энергии! Посещение больных, руководство церковным хором, преподавание в воскресной школе. И так далее и тому подобное, бесконечный список христианских обязанностей. Она, преданная спутница и помощница Эфрама, как истинный рыцарь, всегда жаждала сражаться с силами зла. Эфрам и Речел прожили прекрасную и интересную жизнь. Энергия матери никогда не иссякала, она всегда была готова к действию, всегда была впереди. Отец и мать прекрасно дополняли друг друга и были счастливы. Дэмион рос беззаботным мальчишкой и как бы со стороны наблюдал жизнь родителей. Речел прекрасно вела домашнее хозяйство, они имели землю и транспортные средства. Это давало возможность семье жить в достатке и не особенно зависеть от платы, которую они получали от церковных властей.
Дэмион вздохнул. Все это старые проблемы. Сейчас они его совсем не волновали. Главной его заботой стала Кели. Он, казалось, явственно слышал осуждающий голос отца:
— Хороший священник никогда не станет вмешиваться в личные дела своих прихожан. Ты призван давать духовный совет. Ты не должен сюда впутывать свои личные эмоции и привязанности, Дэмион. Если это произойдет, ты потеряешь право быть священником.
Черт возьми! А он именно так и поступил. Кели вовлекла его в водоворот своих жизненных неурядиц, и он теперь готов бороться за ее судьбу. И каждый, кто приходил к нему за советом, возлагал на него бремя своих переживаний и истощал его силы. Возможно, он и не унаследовал красноречия отца, но сумел развить в себе это качество. Правда, иногда Дэмион проклинал себя за то, что чувствует ответственность за своих прихожан, ведь ими стали практически все жители города. Другая церковь находилась в пятнадцати милях отсюда, если не принимать во внимание небольшой храм, который посещали темнокожие жители города.
Дэмион протянул руку к папке, оставленной Кели на столе. Он видел, как дрожала рука, и понимал, почему. Он понимал, почему дрожь охватила все его тело, и знал, что ничего не может с этим поделать. Кели. О Боже, помоги Кели. Это самое прекрасное создание на свете, которое ему приходилось встречать. Отважная и спокойная, исполненная внутренней гармонии и внешней красоты. Нежная, тихая, милая. Любящая и благородная. Кели… Он ударил кулаком о стол, и острая боль пронзила его руку, словно перекликаясь с другой, глубоко спрятанной. Кели…
